Вот во время такой охоты за коромыслами и жуками и встретились мы с человеком, очень странно вооруженным. У него были большой черпак на длинной ручке, большое решето с высокой дугой над ободом и марлевый глубокий сачок. Человек, зайдя в реку, черпаком доставал со дна черную грязь-ил, высыпал эту грязь-ил в решето и, взявшись обеими руками за высокую дугу, принимался энергично крутить решето взад и вперед, взад и вперед.

Мы побаивались сразу подойти к незнакомому человеку и наблюдали за ним пока со стороны. Но вот незнакомец прекратил вертеть взад и вперед свое решето, взял в правую руку марлевый сачок и стал что-то собирать этим сачком в своем решете. Ага, этот незнакомец тоже занимается какой-то охотой, раз что-то собирает сачком в решете, а если он тоже охотник, как и мы, то нечего бояться — и шаг за шагом наш босоногий отряд приблизился к странному охотнику и его таинственным орудиям.

В это время наш незнакомец, видимо собрав все, что надо было собрать в решете, отложил в сторону сачок, выпрямился и, увидев нас, весело подмигнул. Мы осмелели совсем, тут же оказались рядом и один за другим стали заглядывать в решето. И конечно, почти тут же получили ответы на мучившие нас вопросы.

Оказалось, что незнакомец приехал сюда из Москвы на охоту за мотылем, за красными червячками, которые давно были нам знакомы. Просто мы не знали, что этих червячков в нашей речке так много, что за ними можно приезжать даже из Москвы. Оказалось, что мотыль — это личинка комара, но не того кусачего, надоедливого, а другого, комара-дергуна, который никого не кусает.

Узнали мы, что мотыль бывает мелким и крупным, что крупного мотыля в нашей речке почти нет, а жаль уж очень хорош был этот крупный мотыль для рыбной ловли.

Тут же, разобравшись, в чем дело и как именно добывают-моют мотыля, обнаружили мы, что наш охотник за мотылем был еще и охотником за рыбками — в большой стеклянной банке, поставленной в тень под кусты, плавало у него десятка три рыбок.

Рыбки эти не походили ни на карасиков, ни на окуньков, которых мы уже ловили корзинками и на крючок, таких рыбок мы ни разу не встречали. И охотник за мотылем и рыбками объяснил нам, что это всего-навсего вьюны, которые очень интересны тем, что умеют пищать и предсказывать дурную погоду. Когда вьюну не хватает в воде кислорода, он поднимается к поверхности и начинает втягивать в себя воздух — тут-то и раздается звук, похожий на писк. Ну, а если вьюн «вьюном» носится по аквариуму, ведет себя очень беспокойно, знайте: скоро начнется гроза.

Мы слушали рассказ об этой чудесной рыбке, которая к тому же была рядом, вот здесь, в нашей Хрипанке, как завороженные. Конечно, нам необходим был этот самый вьюн тут же, теперь же. И, расставшись с добрым человеком, рассказавшим нам столько всего интересного, мы забрались в воду и принялись ловить корзинкой вьюнов, которых в то время в нашей речке было еще много.

Вьюна мы скоро поймали, посадили в ту же самую банку, в которую до этого сажали плавунцов, и, запомнив, что рыб в аквариуме надо кормить мотылем, отправились мыть мотыля.

И мотыля мы намыли, хотя и с горем пополам, хотя и вымазавшись с ног до головы в грязи, и накормили им нашего вьюна. Все было вроде бы так, как положено, но наш вьюн погиб уже на следующий день.

Погоревав, мы посадили в банку двух новых вьюнов и принялись ждать, когда они начнут предсказывать нам изменение погоды в худшую сторону. Но вьюны сразу стали вести себя очень странно: они лежали на дне и жались к стенке банки, обращенной в комнату. Банка стояла на окне, ее освещало яркое и жаркое летнее солнце. Солнце было прекрасно, как прекрасно жаркое лето, и мы не догадывались, что это солнце уже сгубило одного нашего вьюна. Позже, когда погибли в банке и другие наши вьюны и мы, расстроенные, убитые горем, снова встретили нашего охотника за мотылем, знавшего все-все про разную водную живность, он сказал, что солнце очень опасно для рыб, живущих у нас дома. Рыбы, оставленные в банке на солнце, обречены — вода быстро нагревается, и они гибнут. К тому же вьюны были холодноводными рыбами, а потому неважно чувствовали себя уже при температуре 20°.

Морской окунь (Sebastes), Фото фотография
Морской окунь (Sebastes)

Так давался нам, поспешным и торопливым мальчишкам, не имевшим тогда ни одной книги про живой уголок, про реки и пруды, опыт общения с природой.

Потеряв нескольких вьюнов и точно узнав у нашего доброго знакомого, снова прибывшего на берег Хрипанки мыть мотыля, в чем была наша ошибка, мы по его совету вместо охоты за вьюнами принялись разыскивать в пруду и небольших ямках-озерках вдоль речки водяных рачков: дафний и циклопов — и знакомиться с этими еле заметными созданиями. Но вряд ли бы мир этих крошечных животных заинтересовал нас, вряд ли бы мы увлеклись новыми поисками, если бы вместе с рассказом о водяных блохах — так обычно называют дафнию — наш взрослый друг не подарил нам удивительный прибор: маленький карманный микроскоп.

Карманный микроскоп оказался не таким уж сложным инструментом и скорее походил не на микроскоп, а на короткую подзорную трубу. Разглядеть что-то в этот микроскоп можно было, лишь направив его на свет. Как помнится, у карманного микроскопа была одна-единственная линза — увеличительное стекло, прикрепленное к концу трубочки поменьше, которая и входила в саму подзорную трубу. Так, перемещая в подзорной трубе взад и вперед трубочку с увеличительным стеклом, можно было наводить микроскоп на резкость и рассматривать все, что было помещено между двумя тонкими предметными стеклышками (так называются эти стеклышки и у настоящего микроскопа). Эти два стеклышка вместе с предметом, который требовалось рассмотреть, помещались в прорези подзорной трубы и прижимались пружиной.

Вы не представляете себе, с каким удивлением я разглядывал в этот микроскоп первый раз крылышко комара, большое, прозрачное, сетчатое, а потом познакомился со знаменитой водяной блошкой, дафнией, и увидел ее усы-антенны, при помощи которых она прыгает в воде. Увидел я тогда и зеленые шарики-водоросли в цветущей воде пруда и наконец познакомился с теми самыми инфузориями-туфельками, которыми позже, когда подрос и стал разводить рыбок, выкармливал только что вылупившихся из икринок мальков кардиналов и макроподов.

Мир воды, мир пруда и самой простой лужи, оставшейся после дождя, мир бесконечно таинственный, с каждый днем делается для меня все понятней и понятней. Вот почему, когда у меня появились мальки гуппи, меченосцев, пецилий, я уже знал, что такое водяные блошки — дафнии, что такое циклопы, живая пыль, инфузории, коловратки. Я знал уже, что дафнию можно отыскать только весной и летом, что к холодам этот крошечный рачок опускается на дно водоема и погибает, оставляя вместо себя зимовать яички, укрытые специальной оболочкой. А вот циклопа можно отыскать и по зиме — этот рачок благополучно зимует подо льдом. Для меня не было уже загадкой, почему к вечеру дафнию легче поймать, чем днем: при ярком свете дафния опускается на глубину. Я не раздумывал, куда идти на поиски дафнии и циклопа, когда дул ветер. Конечно, надо идти на тот берег, который прикрыт от ветра,- рачки сейчас там, они перебрались туда, чтобы укрыться от волн.

Когда я подрос, мне очень хотелось снова отыскать того человека, что мыл на берегу Хрипанки мотыля и открыл мне интереснейший мир воды, но отыскать его так и не удалось: я не знал его имени. И на память о тех чудесных встречах, на память об уроках на берегу маленькой речушки долго оставался со мной карманный микроскоп: две трубочки, входившие одна в другую, два предметных стеклышка и увеличительное стекло, вделанное в трубочку поменьше.

Мне сейчас уже немало лет, детский микроскопчик куда-то запропастился, но я до сих пор помню все, что видел через его не очень сильное увеличительное стекло, помню так же точно, как помню речку моего детства, заросшую травой Хрипанку, с вьюнами, мотылем и жуками-плавунцами, которые всякий раз улетали из наших банок и никогда не возвращались обратно.

Помню я и наши ловчие корзины, с которыми мы охотились за всякой живностью и в которые вместо вьюнов и жуков-плавунцов постоянно попадали водомерки и клопы-гладыши, пиявки и водолюбы. Позже и эти животные побывали у меня дома, прекрасно чувствовали себя, но о них я расскажу немного попозже, когда подойдут к концу рассказы о рыбах, живущих в аквариуме.

А пока постарайтесь запомнить все, о чем рассказывал я вам здесь, чтобы не совершить грубых ошибок и не погубить рыб, живущих у вас в аквариуме. И пусть никогда не подводит вас обманчивое впечатление: мол, не кормил рыбок неделю живым кормом — и ничего не случилось; или: кормлю одним мотылем — и все хорошо. Помните: неправильное кормление скажется, увы, не сразу, а когда нагрянет беда, то исправить что-то будет уже поздно! Таковы законы природы, по которым любое животное, поселившееся у человека, должно получать в достатке разнообразный и высококачественный витаминный корм.

Литература: Онегов А. Школа юннатов. Живой уголок/Худож. В. Радаев, В. Храмов. — М.: Дет. лит., 1990. — 271 с.: ил.