Скромная, неприхотливая, вездесущая рыба, но нет ее желаннее рыбаку. Вроде бы всем досконально известен карась-простофиля, но не так уж он прост. Ведома ему и осторожность, и не все его повадки, не все особенности известны нам. На десяток икринок приходятся один-два молошника, а то и ни одного. Карасихи в нерест способны обходиться и вовсе без брачных партнеров.

С годами мне все реже и «короче» удается выезжать на рыбалку, но всякий раз гложет нетерпение; быстрее закинуть удочки, вытянуть карася и взять его вздрагивающее живое прохладное серебро на ладони. И именно о карасе мечтается, хотя всякую амурскую и заморскую рыбу лавливал и разную держал в руках — обычную и диковинную, размером нормальную и громадную, никчемную и бесценную, робкую и хищную. Оказывались в моих уловах пудовые сазаны, сомы и щуки, метровые верхогляды, амуры и змееголовы, а желтощеки и того больше. Видел еще живыми калуг и сомов в 2-3 метра длины, а в морях — громадны» акул, тунцов, меч-рыбу. Удивительных по красоте и форме снимал с крючка тоже… Но нет мне рыбы милее карася, и никакая иная не радует так душу и сердце.

Почему же? Отчего так волнует столь тихая, скромная, чуть ли не всему свету известная рыба? Может быть, от того, что всякая истинная любовь часто необъяснима? Но нет же, нет! Все гораздо проще: карась — это мои детские и юные годы. Сначала он ввел меня в чудесный мир ни с чем не сравнимых и ничем не заменимых ребячьих радостей и открытий, а потом помог пережить страшную голодуху военных лет. И с тех пор на всю жизнь стал он и любовью моей, и болью…

У каждого рыбака своя звезда.

…Всю долгую зиму я с нетерпением ждал появления первых мартовских проталин под берегами, из которых можно было осторожно вынимать сачком изголодавшихся по кислороду рыб, а больше всего карасей. Чуть позже, вооружившись удочками, усаживался на мелях около едва освободившихся ото льда зимовальных закоряженных ям, когда еще не совсем оклемавшаяся от долгих холодов и полугодового оцепенения рыба клевала едва-едва… Но известно было мне, что через несколько дней попрет карась вместе с весенними водами на быстро прогреваемые отмели и там покажет, что значит хороший аппетит в здоровом теле после многомесячного воздержания от пиши. А впереди была пора черемухового цвета, и знали мы, мальчишки, что в ту уже теплую, хотя и нежаркую еще пору ‘карась пойдет на красного дождевого червяка и на раковый хвостик просто зверски… А потом будут нерест и хороший клев после него до августа, и станет наш зажиревший герой к концу лета ленивее, к наживе привередливее, но мы все же сумели выуживать его даже из зимовальных ям и глубоких заливов у самого ледового порога, когда он, полусонный, будет клевать столь вяло и осторожно, что едва заметно пошевелится самый легкий поплавок, который смело и легко топит даже синявка.

Деревенская пацанва — народ бывалый, предприимчивый, инициативный и сообразительный. Мы неусыпно следили за уровнем воды, погодой и поведением рыб и не хуже взрослых знали, какую из них, где, когда и как да на какую наживу поймать. Умели наблюдать за событиями в подводных царствах и невооруженным глазом, и через «водяной бинокль», и сквозь стеклянно же прозрачный осенний ледок, еще совсем не посеченный белыми трещинами. И красоту познавали — правда, скорее подсознательно, — и щедрую пищу для размышлений черпали.

Бывало, уляжешься на плотике из бревен в чистоводном заливчике, опустишь в воду тот «бинокль», или «водяной глаз», прикроешься сверху от света и замрешь. Затаишь дыхание. Окунешься в сказочный таинственный мир и забудешь обо всем ином… Шевелятся будто бы во вздохах водные травы, суетливо снуют меж ними стайками пескари, гольяны, синявки, деловито осматривают свои владения сазаны, скрипуны да «красноперки», полусонно поглядывают на всю эту живность плотно набившие свое брюхо сомы и щуки. Озабоченно проплывают косячки чебаков, востробрюшек, белых лещей, темной тенью выплывет поверху воды «угорь» и растает где-то меж бревен. А то разбойно нагрянут волчьей стаей верхогляды и посеют панику… Но скоро снова здесь будет спокойно.

И всякой рыбы полно. А глаза ищут… карасей.

Карась серебряный (Carassius auratus gibelio), Фото фотография
Карась серебряный (Carassius auratus gibelio)

А чего их искать-то! Вот они. И там, и напротив. Шестнадцатидюймовые патриархи карасьих племен в гордом одиночестве, те, что чуток поменьше, держатся парами или тройками, рядовые «лапти» — косячками, «подростки» табунятся гуще, ну а несмышленая молодь — как саранча, И чем крупнее карась, тем степеннее, тем крепче притягивает он твое внимание. Жадно смотришь, как он сонно шевелит небольшими плавниками, шлепает губами да жаберными крышками, и кажется тебе, что вот-вот и глаза-то прикроет. Но вдруг лениво взмахнул пару раз выемчатым хвостом и неожиданно быстро проскользнул на пяток метров, зачем-то всплыл. Погреться захотел? Да нет же: там на небольшом лоскуте коры, свесившемся с бревна, что-то заползало…

Тысячи раз держал в руках эту рыбу, а никогда не перестану любоваться ее широким, с боков изрядно сжатым, но стройным и красивым телом, длинным спинным плавником с колючезазубренным передним лучом, крупней перламутровой чешуей в черной окантовочке, пунктиром боковой линии, серебристыми боками…

Впрочем, цвет карася не всегда одинаков: в текучих протоках и реках он серебрист, в тихих травяных заливах — бронзовато-золотист, в глубоких же озерах — почти черен.

Одной из моих самых уважаемых и читаемых в детстве книг была толстая старинная сабанеевская «Жизнь и ловля пресноводных рыб«. У дружков ее не было, а потому я среди своих сверстников слыл рыбаком-грамотеем. Грамотеем меня даже обзывали — со злости или от зависти.

Осмеливался я кое в чем не соглашаться с Сабанеевым. Особенно меня удивляло утверждение, что карась — рыба будто бы вялая, ленивая, бродит мало и редко… Клюет якобы кое-как, на крючке почти не сопротивляется, отчего и ловить-то его скучно.

И оставалось думать, что у карасей разных водоемов, особенно не схожих по экологическим условиям, и повадки разные.

Сколько раз наблюдал я в свой «водяной бинокль», как активно караси пасутся, как энергично копаются в иле, зарываясь в него чуть ли не до половины тела, как внимательно обследуют притопленные травы, водоросли, топляки и карчи. А как шустры и бойки они в нерестовую пору! Да как отчаянно упираются на крючке! Быстро устают? Верно. Но пока не устанут, сопротивление оказывают все же очень чувствительное.

Караси очень живучи. Мало какая другая рыба способна выжить при таком ничтожном содержании кислорода в воде, как эта. Так же мало найдется других видов, которые «догадывались» бы заглатывать атмосферный воздух в рот, чтоб пустить к жабрам обогащенную кислородом воду.

А как долго он живет в садке! В сырой траве или мху при 20 градусах в тени выдерживает до 3-4 суток, если же ему, уже сонному, положить в рот ватный тампон, смоченный водкой, а под жаберные крышки подсунуть, чтобы они не присыхали, ломтик овоща или фрукта, то и 5- 6 дней выдюжит.

При высыхании водоемов карась способен некоторое время выживать под коркой ила. Бывает, при промерзаниях зимовальных ям ему приходится вынужденно — когда уже не остается воды между дном и льдом — зарываться в ил. Если это произойдет в конце ледового плена, он, вероятно, доживет до весны. Распространенные же рассказы о том, что вмерзший в лед или ил карась при оттаивании оживает, относятся, должно быть, к обитающему в Европе более живучему золотистому карасю. На нем проводили такие опыты: промораживали до 16 градусов в течение 7 часов, потом постепенно оттаивали, — и карась оживал.

Но слишком часто приходится видеть в только что освободившихся ото льда неглубоких, до дна промерзших зимою илистых озерах сотни погибших карасей. Значит, замерзли — и погибли? Или просто задохнулись под сплошным льдом? И возможность зарыться в ил не стала спасительной? А может быть, избегать гибели долгое время в иле, почти начисто лишенном кислорода, способны лишь сверхживучие ротан, вьюн, гольян да еще совсем немногие, а серебряному карасю до них далековато? Все это, судя по редким публикациям на данную тему, изучено еще крайне недостаточно.

…Так дружно шагал я со своими карасями по детству и отрочеству. И так прочно въелись в юную память размеры карасей моего детства, что и теперь знаю: 30-сантиметровый перед нерестом весит около килограмма, 4-дециметровый — два двести.