Паруса отважных
Слух о продаже диковинных товаров быстро облетел город. Кареты с гербами на дверцах и щегольские коляски потянулись на Гороховую улицу, где помещалось тогда правление Российско-Американской компании.
В назначенное время плешивый чиновник торговой компании бодро воскликнул:
— Милостивые государи и милостивые государыни!
В зале стало тихо. Чиновник с удовольствием оглядел собравшихся и объявил аукцион открытым.
Распродажа пошла бойко. Служители выносили из задних комнат удивительные фарфоровые вазы, хрупкие прозрачные чашки, шуршащий шелк с фантастическими узорами…
Аукцион продолжался несколько дней. И все эти дни зал был полон. Петербургская знать покупала и вазы, и посуду, и безделушки. Лакеи бережно везли драгоценную утварь во дворцы и особняки.
Вельможная столица восторгалась заморскими товарами. Однако лишь немногие видели в их появлении на Гороховой улице нечто более важное и примечательное, чем только занятный аукцион.
…Моряки России давно уж мечтали о кругосветном плавании. Поговаривали о нем еще во времена царицы Анны, да так ничего и не совершилось.
Спустя более полувека снова возникла мысль о дальнем плавании российских кораблей. В 1786 году несколько флотских офицеров писали из Охотска в Петербург: «Не приказано ли будет по окончании экспедиции обратный путь сделать, обойдя мыс Доброй Надежды, прямо в Кронштадтскую гавань, с тем намерением, что оное будет впредь служить для распространения знаний и искусств».
Видать, храбрые они были люди, коли, собирались плыть через два океана на охотских суденышках! Адмиралтейство отказало им. Может быть, потому, что там подумывали не о подобном, полукругосветном походе, а о настоящей «кругосветке» — из Балтики в Тихий океан и обратно. В Петербурге совсем уж вознамерились отправить вокруг света пять кораблей под командой капитана Григория Муловского, но тут началась война со шведами, дело было отложено в долгий ящик, а сам капитан Муловский, к несчастью, погиб в сражении у острова Эланд.
Под началом Муловского на линейном корабле «Мстислав» служил молодой голубоглазый офицер, уроженец Эстонии, Иван Федорович Крузенштерн. Ему и суждено было спустя несколько лет исполнить то, что не успел сделать его храбрый капитан.
Однако до того выпало на долю Ивана Крузенштерна еще немало приключений и испытаний, В числе нескольких русских офицеров он был послан волонтером на британский флот. А британские суда рыскали по всем океанам. Вот и довелось Крузенштерну ходить на английском фрегате к берегам Северной Америки, на Малые Антильские и Бермудские острова, в Нидерландскую Гвиану и в Индию, а на купеческих судах довелось побывать в далекой Малакке и в шумном Кантоне.
В последний год XVIII века закаленным, просоленным моряком он вернулся на родину:
В Петербурге Иван Крузенштерн явился к вице-президенту Адмиралтейств-коллегий: он предложил графу Кушелеву «прожект» кругосветного плавания.
«Мысль сделаться полезным, — говорил впоследствии Крузенштерн,— к чему всегда стремилось мое желание, меня подкрепляла; надежда совершить путешествие счастливо ободряла дух мой».
Но осторожный граф не разделял надежд моряка. Вице-президент отослал Крузенштерна на Балтику, и тот, обиженный и огорченный, уехал в Ревель продолжать флотскую службу.
Минуло два года. Неугомонный Крузенштерн вновь подал свой проект. И вдруг нежданно-негаданно получил согласие. А решилось дело в его пользу потому, что предложением Крузенштерна сильно заинтересовалась та самая купеческая компания, правление которой помешалось на Гороховой улице в Петербурге.
И. Ф. Крузенштерн. (С гравюры XIX века.)
Компания, состоявшая под покровительством царя, занималась добычей пушнины и ценного морского зверя на северо-западных берегах Северной Америки. В этих далеких краях, где расположились русские поселения и крепости, было вдоволь и соболей, и черно-бурых лис, и бобров, и тюленей. Добыча пушнины шла хорошо. Но вот беда: велик и труден был путь доставки «мягкой рухляди» — мехов. Сперва везли товар морем в Охотск. Оттуда через всю матушку Россию к берегам Невы. Получалось точь-в-точь по пословице: «за морем телушка — полушка, да рубль перевоз».
И вот прослышали купцы и акционеры компании о «прожекте» некоего Ивана Крузенштерна, капитан-лейтенанта, отменного мореходца пришелся он им по душе. И компания решилась тряхнуть тугой мошною, взялась снарядить на свой счет два корабля. А царское правительство, поддерживая торгашей так же, как поддерживали своих купцов правительства Англии, Франции, Голландии, дозволило набрать офицеров и матросов из военного флота.
Ю. Ф. Лисянский. (С гравюры начала XIX века.)
Что ж до самих русских моряков, то и они с радостью откликнулись на зов Крузенштерна. Не оттого, впрочем, что думали о доходах компании, а потому, что видели в кругосветном походе отличную школу морской выучки и питали крепкую надежду, что в просторах Тихого океана сумеют они сыскать новые острова и земли и тем самым обогатить науку.
В дальнее плавание снарядили два корабля. Один, водоизмещением 450 тонн, назвали «Надеждой», второй, поменьше, в 350 тонн, — «Невой». «Надеждой» командовал сам начальник экспедиции, «Невой» — старый его друг Юрий Федорович Лисянский, моряк опытный и смелый.
Капитаны знали друг друга не первый год. Почти одновременно окончили они Морской кадетский корпус. На одной эскадре дрались с неприятелем во время русско-шведской войны. Так же, как и Крузенштерн, Лисянский был послан в Англию и на британских кораблях ходил к берегам Северной Америки и Индии.
Лето 1803 года прошло в заботах и хлопотах. Грузили провизию, получали товары, предназначенные Российско-Американской компанией для своих заокеанских поселений. Чуть ли не каждый день на корабли приезжали гости из Петербурга и Кронштадта, родные и друзья моряков.
Экипажи «Надежды» и «Невы» были набраны из офицеров и матросов русского балтийского флота. В кругосветное плавание отправлялись и молодой мичман, будущий открыватель Антарктиды Фаддей Беллинсгаузен, и юный Отто Коцебу, будущий прославленный командир брига «Рюрик».
Впрочем, не только моряки размещались в каютах шлюпа, но и натуралисты, астроном, живописец, медик. Последними прибыли «посланник ко двору японскому» Николай Резанов со свитой.
Итак, перед экспедицией Крузенштерна стояло несколько многотрудных задач. Во-первых, само по себе кругосветное плавание. Во-вторых, доставка грузов для промышленников Российско-Американской компании. В-третьих, задание дипломатическое, правительственное: завязать сношения с Японией, которая упорно отгораживалась от всего мира.
В начале августа 1803 года над рейдами и Кронштадтом прогремел прощальный салют корабельных пушек и береговых батарей. Провожающие закричали «ура», замахали шляпами и платками. Корабли Крузенштерна и Лисянского вступили под паруса.
И вскоре растаяли вдали родные берега. Кто знал, откроются ли они вновь пред глазами моряков?!
Первые дни похода протекли счастливо. Но зато в Каттегате грянул прежестокий шторм, и море «крестило» путешественников в своей пенистой взъяренной купели. А в Северном море были иные тревоги: Англии воевала с Францией, и Северное море бороздили корабли с заряженными орудиями.
Неподалеку от Ярмута английский военный корабль «Антилопа» погнался за «Надежной», приняв ее за вражеское судно. Крузенштерн не хотел терять время на объяснения с англичанами, но, когда ядро, прошипев над мачтами, бухнуло у самого борта, Иван Федорович приказал убрать паруса и лечь в дрейф.
Англичане приблизились. Капитан Сидней Смит разглядел русский флаг и тотчас послал офицера просить извинения у Крузенштерна. Извинения были подкреплены истинно морским подарком: двумя бочонками отличного рома. Русские моряки отблагодарили киевским вареньем и клюквенным морсом. «Надежда» обменялась с «Антилопой» дружеским салютом, и вскоре они потеряли друг друга из виду.
Однако ночью за кораблем увязался другой охотник за «призами». По бортам английского фрегата горели зловещие желтые огоньки. Ветер трепал их, они то удлинялись, то укорачивались. Иллюминация была грозной. Это пылали фитили в руках английских канониров. Фрегат нес 44 пушки, и все они готовы были ударить по шлюпу.
Русский военный моряк с «Надежды» и парадной форме.
На острове Св. Екатерины. (Со старинной гравюры.)
Пришлось опять терять ход и ложиться в дрейф. Наконец, недоразумение разъяснилось. Капитан Бресфорд оказался старинным приятелем Крузенштерна. Посмеявшись над происшествием, они пошли своими курсами.
Несколько дней «Надежда» и «Нева» стояли в портовом городке на юге Англии. Моряки готовились к плаванию через Атлантический океан к берегам Нового Света. Никто из них, кроме командиров, не бывал еще в тех широтах.
Кончался ноябрь 1803 года, когда шлюпы пересекли экватор. Флаг русского флота впервые показался под небом Южного полушария.
«Надежда» и «Нева» приближались к Бразилии. Ветер Южной Америки дул в лицо. Было тепло, солнечно, океан окрашивался нежной синевой.
В декабре шлюпы отдали якоря у бразильского острова Св. Екатерины. У моряков было много забот: починка шлюпов, завоз свежих припасов, пресной воды; на «Неве» пришлось ставить новую мачту.
Островитяне радушно встретили первых русских путешественников. Вечерами офицеры отдыхали на широкой веранде губернаторского дома. В тропической чаще глухо шумел теплый, влажный ветер, бессчетными голубоватыми точками светились фосфоресцирующие насекомые. То резко и отрывисто, то протяжно и печально вскрикивали невидимые во тьме птицы.
Матросы певали порой, и русская песня, сложенная где-нибудь на, Тамбовщине или Псковщине, разливалась над островом Св. Екатерины, под небом Бразилии. А когда матросы смолкали, из хижин негров-невольников слышалось грустное банджо, и звуки его вторили рокоту океана.
Накануне отплытия моряки заночевали в губернаторском доме. Поутру их разбудила громкая военная музыка. Офицеры подбежали к окнам, удивленные и недоумевающие. На небольшой площади перед домом разворачивался гарнизон в ярких парадных мундирах, с полковым знаменем.
Губернатор, улыбаясь, объяснил Крузенштерну и его друзьям, что полк вышел проводить экипажи «Надежды» и «Невы».
— А вот этот полковник, — сказал он, указывая на седоусого командира гарнизона, — потомок славного мореплавателя Васко да Гама.
Моряки были тронуты. Когда шлюпки отвалили от берега, полк разом взял на караул.
Новый, 1804 год застиг «Надежду» и «Неву» в Тихом океане. Океан отнюдь не был тихим: штормы и туманы, крепкий северо-западный ветер… И если до сей поры Крузенштерну и Лисянскому удавалось держаться в виду друг у друга, что было вовсе не так просто при плавании на парусниках, то Великий, или Тихий, быстро разлучил их. Правда, к радости моряков, они спустя недолгое время вновь встретились, но совместное их плавание было коротким. В июне у Гавайских островов шлюпы, как и было, задумано еще в Петербурге, пошли разными дорогами: «Надежда» — на Камчатку, а «Нева» — к русским поселениям на западных берегах Северной Америки.
На этот раз корабли разлучились надолго, до встречи в китайском порту.
Могучий пассатный ветер подхватил «Надежду», точно он только и дожидался появления парусов ее, чтобы показать людям всю свою силу. И «Надежда» резво устремилась к суровым камчатским берегам.
Спустя три недели показались высокий утес и ряд ровных и острых, как зубы дракона, камней. То был вход в Авачинскую губу, в глубине которой приютились домики и церковка Петропавловска.
Встав на якорь, моряки Крузенштерна принялись разгружать трюмы «Надежды», перевозить на баркасах и шлюпках припасы, присланные Российско-Американской компанией.
У берегов Японии. (Гравюра из атласа И. Ф. Крузенштерна.)
А в начале сентября, когда минуло немногим больше года со дня выхода с кронштадтского рейда, «Надежда» опять была в безбрежном океанском просторе. Она шла в Японию, чтобы выполнить теперь правительственное задание.
Но обстоятельства сложились худо. Хотя «Надежда» и положила якорь в Нагасаки, в этой красивейшей гавани, одной из лучших на земном шаре, дипломату Резанову, несмотря на его опыт и такт, не довелось выполнить возложенную на него миссию.
В «Стране Восходящего Солнца» жили предписания феодала Токугава, который еще в XVII веке накрепко запер все «двери» в Японию. И долгие переговоры русского посланника, старавшегося наладить политические и торговые отношения между императорской Россией и императорской Японией, ни к чему не привели.
Больше шести месяцев простояла «Надежда» в гавани Нагасаки. К русским относились как к военнопленным. С корабля забрали оружие и порох, съезжать на берег запретили, не разрешили даже спускать на воду шлюпки и ходить подле своего судна.
С апрельскими ветрами 1805 года Крузенштерн покинул неприветливую Японию. Теперь Иван Федорович мог отдаться географическим исследованиям. А к научным занятиям он всегда испытывал неодолимую страсть.
Японское и Охотское моря были в то время мало известны европейцам. И Крузенштерн принялся изучать их. Он составил описание и карту восточного берега Сахалина, огибал остров с севера, и спускался к югу вдоль его западного берега.
Однако, вопреки полученным инструкциям, он не обошел весь Сахалин: мели и банки Амурского лимана остановили «Надежду». Обилие мелей навело капитан-лейтенанта на ошибочную мысль о наличии низменного перешейка, соединяющего Сахалин с материком. Это серьезное заблуждение Крузенштерна было рассеяно впоследствии капитаном Невельским…
Посетив еще раз Камчатку и приняв там груз пушнины, «Надежда» отправилась в Китай. В Китае, согласно предписаниям компании, Крузенштерн должен был обменять пушнину на изделия восточных искусников.
Почти полтора года протекло с того дня, как расстались Крузенштерн и Лисянский. За эти долгие месяцы друзья-капитаны не раз с тревогой вспоминали друг о друге. Они отлично знали, какие испытания могут выпасть на долю моряка в океане: им ведь часто приходилось убеждаться в том, что моряков отделяют от погибели лишь дюймы досок корабельной обшивки. Дистанция, право, не слишком большая.
Бурной ноябрьской ночью 1805 года «Надежда» миновала Тайвань. Два дня спустя Иван Федорович разглядывал в подзорную трубу строения Макао — португальской колонии близ Кантона.
А через месяц в путевом журнале командира «Невы» Юрия Федоровича Лисянского появилась следующая запись:
«Весь вчерашний день я провел на берегу. Нечего описывать здесь, какое большое удовольствие я чувствовал, увидевшись со своими приятелями, с которыми находился в разлуке около восемнадцати месяцев. Всякий может это легко вообразить по своим собственным ощущениям».
Японская лодка, сторожившая корабль «Надежда» в Нагасаки.
Все получилось так, как капитаны не раз представляли себе в дни раздельного плавания. Ну, конечно же, они уселись друг против друга, налили в рюмки мадеру и закурили трубки — голубоглазый, светловолосый Иван Крузенштерн и Юрий Лисянский с кудлатой львиной шевелюрой и пышными бакенбардами.
После сбивчивых вопросов, перемежавшихся клубами табачного дыма, Лисянский приступил к рассказу. Правда, Юрий Федорович был краток, обещая представить начальнику подробные записи. Он сказал только, что переход от Гавайских островов к северо-западным берегам Америки совершился благополучно, что экипаж «Невы» исследовал прибрежные острова, описывал американский берег, составлял словарь туземных языков, собирал утварь, оружие, коллекции ботанические и минералогические. На пути к Китаю посчастливилось морякам «Невы» открыть остров, названный именем Лисянского, и опасную мель, названную именем Крузенштерна…
На другой день капитаны первых русских кораблей, пришедших в Китай, занялись торговыми делами. Выполнив портовые формальности и ублажив портовых чиновников посильными дарами, экипажи «Надежды» и «Невы» принялись выгружать пушнину и грузить китайские товары, те самые, что вызвали год спустя такой приток покупателей на петербургский аукцион.
В свободное время моряки осматривали Кантон, один «из первых торговых городов в свете», как назвал его Лисянский. Свои прогулки по Кантону они начинали с набережных, застроенных великолепными особняками английских и голландских купцов. А дальше, в глубь города, тянулись бесконечные улочки, ряды лавок и мастерских, где от зари до зари трудились искусные китайские ремесленники.
Кантонские наблюдения Крузенштерна и Лисянского не были долгими. Однако в дневниках капитанов появилось довольно много заметок о китайцах. Лисянский, описывая Кантон, замечал, что тамошние ремесленники ведут «жизнь самую трезвую и воздержанную», что «китайцы чрезвычайно вежливы и обходительны», что они «очень понятливы и восприимчивы».
Но моряки видели не одно хорошее. Видели они и ужасающую народную нищету, и страшные злоупотребления чиновников.
«Европейские миссионеры, — записывал один из русских моряков,— отзываются с большой похвалою о китайских законах. Но на самом деле они, по моему мнению, не заключают ничего полезного для китайцев». И многозначительно добавлял: «Главным или коренным законом Китайской империи считается тот, которым предоставляется императору право быть отцом своих подданных». Нельзя не признать, что в этом действительно не было ничего «полезного для китайцев». Впрочем, и нищету народную, и произвол чиновников и вельмож, и «право» императора быть «отцом подданных» — все это можно было видеть и, не пересекая два океана: все это было и в царской России…
Закончив погрузку, «Надежда» и «Нева» пустились в путь к родным берегам. Огромный тысячемильный переход предстоял обоим парусникам.
Медаль, выбитая в память плавания И. Ф. Крузенштерна.
У острова Св. Елены. (Со старинной гравюры.)
Обогнув Африку, Крузенштерн узнал о разрыве между Россией и Францией. Весть эта застигла русских моряков на острове Св. Елены. Кто из них мог тогда предполагать, что именно здесь, на острове Св. Елены, закончит свою бурную жизнь Наполеон!
Не желая встречаться с вражескими крейсерами, Крузенштерн повел «Надежду» не через Ламанш, а к северу от Британских островов. В первых числах августа 1806 года «Надежда», оправдав упования своего командира, вернулась в Кронштадт. Впервые русские моряки обогнули земной шар. Они отсутствовали 1090 дней и ночей, полных тяжкого матросского труда, штормовых опасностей, гудящего океанского ветра.
Радость Крузенштерна и его спутников была полной, ибо на рейде Кронштадта они увидели шлюп Лисяиского. «Нева» пришла несколько раньше «Надежды».
Лисянский разминулся с Крузенштерном еще в Индийском океане. От берегов китайских до берегов английских «Нева» прошла без остановки. То был 142-дневный переход под парусами.
Ни один русский парусник не совершил ни до того, ни после более длительного перехода без стоянки на якоре.
Первое в истории русского флота кругосветное плавание завершилось. Крузенштерн и Лисянский привезли не только товары для Российско-Американской компании, не только очень точные и ценные карты для Адмиралтейства и не только богатейшие коллекции для естествоиспытателей, — они привезли еще и нечто незримое: твердую веру в то, что дальние кругосветные плавания по плечу русским матросам и офицерам.
Как все выдающиеся люди, капитаны «Надежды» и «Невы» были начинателями. Они открыли блистательную эпоху русских кругосветных походов — эпоху, с которой связано столько славных имен, столько важных географических открытий и столько опасных, головокружительных приключений.
