Вокруг земли

На конверте путешественник написал: «Петербург. Императорское Русское Географическое общество», — и стал перечитывать свое письмо,

«…Я нигде еще не видел такой великолепной растительности. Поездка по стране, где на сотни верст нет гостиниц, так хорошо знакомит с нравами и обычаями страны, как не познакомит в целые годы там, где есть железные дороги и дилижансы… Мой погонщик мулов убежал, украв ружье, так что часть дороги пришлось самому возиться с мулом… Переезд по Гватемале был менее приятен, чем другие. На высоте 2000—3000 метров уж чувствуется холод, в особенности в дождливое время, когда мокнешь целый день. Печей и каминов тут не знают, невозможно высохнуть и согреться. Другое дело — в теплых низинах. Здесь остановиться на ночь — значит, получить место, чтобы повесить койку (у нас были веревочные, из Юкатана) — большей частью под навесом перед домом. Спать таким образом в тропическом климате — наслаждение…»

Путешественник быстро приписал на последнем листке: «Люди, с которыми приходится иметь дело, всегда обязательны и дают вам, что имеют, если вы сами вежливы с ними. Правда, они очень бедны, и приходится довольствоваться малым. Многие путешественники по этим странам жалуются на невозможность достать что-либо. Я объясняю это тем, что испанские и мексиканские чиновники забирали все даром у индейцев. Но придорожное население умеет отличать людей Замечательна естественная грация и достоинство этого цветного населения. Здесь более равенства, чем в Соединенных Штатах».

Через сколько месяцев дойдет это письмо из глухой гватемальской деревни до Петербурга? Его повезут на мулах до ближайшего городка, там оно будет дожидаться оказии в порт. А потом через Карибское море, через всю Атлантику, через Европу… Путешественник улыбнулся, подумав, что, когда почтальон принесет его письмо секретарю Русского Географического общества, сам он может быть, уже доберется от Панамского перешейка до мыса Горн.

Человек, написавший это письмо, был Александр Иванович Воейков, один из самых замечательных русских географов XIX и начала XX века, основоположник русской научной климатологии.

Задумав большой труд о географических причинах различий климата, Воейков не только перечитал все книги по этому вопросу, не только побывал на многих метеорологических станциях Европы, но и отправился в путешествие по далеким странам. Вот почему мы находим его летом 1874 года в маленькой гватемальской деревне, затерявшейся среди тропических лесов.

Около пяти лет — с 1872 по 1877 год — продолжалось это путешествие.

Набережная Нового Орлеана. (С гравюры ХIХ века.)

Сперва Воейков переплыл Атлантический океан и высадился в Нью-Йорке. Повидавшись с некоторыми американскими учеными и побывав на метеорологических станциях в Бостоне и Вашингтоне, он поспешил в глубь страны. Большие американские города с их шумом раздражали его. И вот он мчится через Алпалачские горы по долине реки Огайо, по просторам еще мало заселенных прерий. Он специально останавливается в городе Сан-Луисе, чтобы посмотреть на Миссисипи. Часами сидит Воейков на берегу и неотрывно глядит, как величаво катит свои мутные воды самая большая река мира. Здесь, около Сан-Луиса, в Миссисипи впадает ее главный приток – Миссури. Необозрима водная гладь. Это целое царство воды. Из Сан-Луиса Воейков отправляется в Новый Орлеан на берегу Мексиканского залива, затем странствует по засушливым юго-западным штатам — Техасу, Аризоне, Оклахоме и, наконец, добирается до Скалистых гор. Словно огромным ножом врезан в землю глубочайший каньон реки Колорадо; на обрывах сухих плато ясно видны ровные красноватые горизонтальные слои… память о далеком геологическом прошлом. На огромные пространства раскинулись пустыни. Здесь растут только кактусы. Как хорошо приспособились эти растения к суровому климату пустынь: их мясистые листья — настоящие кладовые влаги, а их соки имеют такой состав, что не замерзают зимой! И как умно «защищаются» кактусы своими колючками от животных, которые были бы не прочь полакомиться ими!

Кактус-свечевик растет в Аризонской пустыне.

Путь ученого лежит к северу. Воейков добирается до городка Виннипег в западно-канадской провинции Мани тоба. Это была еще почти совсем не колонизованная местность. Вместе с несколькими канадскими фермерами-новоселами Воейков нанимает большой фургон и отправляется в степь: фермеры – подыскивать для себя участки, а Воейков — поближе познакомиться с природой края, напоминавшего ему черноземные степи нашей Южной Сибири.

«Степи Манитобы представляли в то время необозримое мире трав, — вспоминал позже Воейков. — Обработанных земель было так мало, что их можно было сравнить с небольшими островами».

Попадались маленькие клочки земли, обрабатываемые индейцами племени сиу. Хотя кругом пустовало много земель, бельку колонизаторы заставляли бедняков индейцев платить за эти клочки арендную плату. Бизонов, которые еще недавно паслись здесь огромными стадами, уже почти не было – их перебили колонисты.

Нью-Йорк. (С гравюры XIX века.)

Но Вонйков наблюдает не только природу – его волнуют и люди, он задумывается над их жизненным укладом. Нигде на деле нет пресловутой американской свободы. «Фермеры являются работниками железных дорог», — пишет Воейков. Благодаря своеобразию высоких желез-подорожных тарифов «все, что они продают, — дешево, а что покупают — дорого». Воейков убедился в бесправии негров воочию увидел последствия векового рабовладельчества. На юге «климат благодатный, но хозяйство хуже, чем где бы то ни было… Почему же? Потому, что человек плох. Рабство оставило следы не только у негров, но и у белых». Воейков описывает, как в засушливых западных штатах предприниматели для спекуляции захватывают водные источники: «Владея водой, они становились хозяевами положения, лишали воды владельцев земли ниже по реке или вымогали большую плату за пропуск воды».

Капитализм, особенно такой хищнический, как американский, неизбежно приводит к обнищанию народа; капиталистам часто оказывается выгоднее сжечь или выбросить в море урожай, чем отдать его голодным людям. Воейков прочитал в американских газетах, что в штатах Айова, Канзас и Небраска хозяева жгут кукурузу.

«Так как американские газеты, выражаясь мягко, не отличались правдивостью,- записывал он,- я считал это известие обыкновенной газетной уткой, но впоследствии собрал сведения на местах, и оно оказалось совершенно верным».

Шел сентябрь. План у Воейкова был очень обширный. Чтобы выполнить его, надо было вернуться па побережье Атлантического океана, а оттуда отправиться в тропические страны Америки.

Воейков сел на пароход, проплыл по Верхнему озеру в озеро Гурон, побывал на озере Мичиган в Чикаго. Отсюда можно было ехать в Нью-Йорк по железной дороге, но озера были интересны, да к тому же Воейкову хотелось побывать и в восточных провинциях Канады. Через озера Гурон, Эри и Онтарио он добрался до Монреаля и Квебека и уже отсюда вернулся в Соединенные Штаты. Во всех городах он посещал метеорологические станции, собирал сведения по климату. Разумеется, в течение всего пути он и сам производил наблюдения.

Из Нью-Йорка Воейков отправился пароходом на полуостров Юкатан. Здесь он совершает экскурсии в глубь страны, посещает развалины старинных индейских поселений, затем, переплыв Мексиканский залив, перебирается в Мексику.

Мексика — страна климатических контрастов. В низинах и у морских берегов жарко и влажно. Здесь на расчищенных участках тропического леса разводят ананасы и бананы, на склонах гор — плантации кофе. Но, когда путешественник поднялся на Мексиканское плоскогорье, он словно попал в другой мир. Прозрачный воздух был чист и прохладен, растительность бедна — колючие кустарники, кактусы да агавы. Над сухой, каменистой равниной поднимаются вершины горных хребтов; они отгораживают всю внутреннюю часть плоскогорья от обоих океанов; еще выше — отдельные конусы вулканов. Особенно великолепен покрытый снегом Орисаба.

Проехав верхом по внутренним областям Южной Мексики, Воейков через Теуантепекский перешеек направился в Гватемалу. Более 1000 километров пришлось ему проехать верхом на лошади.

Рыбаки на озере Титикака. (С фотографии.)

Перевалив последнюю горную цепь, Воейков выходит к величайшему океану мира. Как влияет эта огромная масса воды на климат? Как сменяются здесь — на стыке водных просторов и высоких Кордильерских гор — летние и зимние ветры? Как сказывается холодное течение, идущее из вод Антарктики вдоль побережья Южной Америки? Чтобы разобраться во всех этих вопросах, у Воейкова намечен грандиозный маршрут — он решает обогнуть всю Южную Америку.

Из Гватемалы он перебирается морем в Панаму и здесь садится на пароход, идущий в Перу. Из перуанского порта Кальяо он проезжает в столицу страны Лиму. Отсюда Воейков не раз отправляется путешествовать в Кордильеры, затем переезжает в Чили и снова углубляется в Кордильеры. Он выходит к большому горному озеру Титикака. Крохотный допотопный пароходик курсирует по озеру; Воейков садится на него, осматривает берега Титикаки, а затем опять совершает экскурсии по горам. Горные поселения в этой местности — в числе самых высокогорных в мире. Их жители привыкли к низкому давлению и редко спускаются к морю. Только большая выносливость позволяла Воейкову путешествовать в местах со столь разреженным воздухом. Хотя Воейков находился у самого экватора, ночи были пронзительно холодны.

Еще несколько подобных путешествий проделал Воейков, огибая Южную Америку. Он убедился, что берега материка значительно более прохладны, чем «полагалось» бы согласно широте.

Лодка индейских рыбаков на горном озере Титикака сделанная из камыша.

Деревня на одном из притоков Амазонки. (С фотографии.)

Воейков дал этому объяснение: холодное течение, идущее с юга, играет роль охладителя. Ветры дуют здесь большей частью с суши и отгоняют от берега нагретую солнцем воду поверхности океана; ее место занимает поднимающаяся из глубины холодная вода. Осадков на горных берегах Южной Америки выпадает мало. Здесь, совсем рядом с океаном, есть даже пустыни. Воейков разъяснил, что все дело в том, что суша нагрета тут больше, чем поверхность моря.

Через Магелланов пролив путешественник выше! в Атлантический океан, побывал в Аргентине, в столице Бразилии — Рио-де-Жанейро. Сев в устье Амазонки на речной пароход, Воейков отправился в глубь Бразилии. Тропические леса Амазонки — самые роскошные на земле. Амазонка, разбитая на множество протоков, каждый из которых равен большой реке, течет среди топких островов. Они заросли деревьями, увитыми лианами. Войдешь под этот зеленый свод — и сразу попадаешь во влажный жаркий полумрак.

Однако путешествие по Амазонке пришлось прервать. Желтая лихорадка — серьезная болезнь, и даже такой выносливый и многоопытный путешественник, как Воейков, должен был смириться перед ней и повернуть обратно.

Чтобы оправиться и окрепнуть, надо было переменить климат.

Больной Воейков хочет сесть на пароход и уехать из Бразилии. Но американские капитаны опасаются брать пассажиров из мест, где царит эпидемия. Тогда Воейков садится на парусник. Измученный, лежит он в каюте, всеми силами стараясь одолеть болезнь. В районе экватора парусник попадает в штиль, и переход занимает целый месяц.

В мае 1875 года Воейков возвращается в Петербург.

Гималаи. (С фотографии.)

Но недолго пробыл он дома. Через несколько месяцев он уже едет в новое большое путешествие. Теперь он хочет посетить различные в климатическом отношении страны Восточного полушария: Индию, Яву, Японию.

В ноябре 1875 года Воейков высадился в Индии. Он направился прежде всего к подножиям Гималаев. Хотя уже был декабрь, погода стояла великолепная. От города Дарджнлинга, куда приехал Воейков, до ближайших снеговых вершин более 40 километров, но воздух здесь так прозрачен, что кажется, будто горы возвышаются прямо над городом. Зато лежащая ниже равнина словно покрыта синеватой мглой. В деревнях Индии топят кизяком, он сильно дымит, Утром и вечером, когда индийцы приготовляют себе пишу, дымная пелена заметно сгущается над населенной равниной.

Воейков изучал изменение горной растительности в зависимости от высоты. Внизу преобладали заросли тропических растений, на высоте самого Дарджилинга росли вечнозеленые дубы, а выше начиналась горная флора. Воейков отметил, что горы влияют на географию растительности и потому, что они «перераспределяют» влагу, приносимую ветром с океана. Там, где горы служат «стеной», не пропускающей влагу, как в Кашмире, растительность скудна; на склонах же, обращенных к морю, выпадают обильные дожди, и поэтому они покрыты пышной растительностью.

Воейков побывал на Ганге, в городе Дели и оттуда вернулся в Бомбей, объехав таким образом северную, наиболее заселенную часть страны морем. Он направился на юг Индостана и путешествовал по тропическим лесам.

Природа Индии и ее народ очень понравились Воейкову, и даже много лет спустя он очень тепло отзывался об этой стране. Горячее возмущение русского ученого вызывало отношение англичан-поработителей к индийцам.

«Европейцы в Индии… — писал он, — привыкли обращаться с туземцами крайне бесцеремонно… Заурядный англичанин в Индии даже не может себе представить, чтобы туземец мог занимать административную должность, а тем более быть офицером». В Индии «англичане довели систему выбирания денег из народа до высшего совершенства… Население Индии в огромном большинстве сельское, и даже в обычные годы живет очень бедно. Всякий же неурожай сопровождается голодом».

Рассказывая об одной из таких голодовок, Воейков возмущенно спрашивал: «Сделало ли английское правительство все, чтобы смягчить последствия постигшего Индию неурожая?.. А не нужно забывать, что Индия платит значительную дань Англии».

Воейков напоминал, что, помимо этого, очень велики «расходы, которые Индия несет на пенсии чиновников (английских), на закупку продовольствия для армии (то есть на содержание собственных поработителей), на железные дороги, — словом, на расходы, которые являются следствием владычества англичан».

Как географ, Воейков сразу подметил, какое огромное значение имело бы для Индии искусственное орошение. Он писал, что оросительные каналы гораздо нужнее голодающему индийскому населению, чем железные дороги, которые «стоили очень дорого и принесли сравнительно мало пользы» пользу они принесли только англичанам, укрепившим благодаря этим дорогам свое военное владычество.

Из Индии Воейков перебрался на Цейлон, а затем на Яву.

Индонезийская крестьянка несет домой с поли снопы риса.

Здесь ученый пробыл полтора месяца. Он внимательно изучил знаменитый ботанический сад Бейтензорг, побывал с городе Батавии, где жил голландский генерал-губернатор, — ведь Ява была в то время голландской колонией, — объездил западную часть острова.

Хотя Ява довольно гориста, это одна из самых густонаселенных стран земного шара. Яванцы возделывают рис, сахарный тростник, кофейное дерево, чайный куст. На чайных плантациях здесь собирают до восьми урожаев в год. В Китае и Японии только три раза удается собирать чайный лист. На кофейных деревьях Воейков видел одновременно и цветы, которые появляются тут в течение всего года, и зрелые плоды, и созревающие. Он насчитал до 100 видов плодовых деревьев.

Но Воейков отмечает, что, несмотря на благодатную природу, яванцы живут бедно. Богатства острова достаются колониальным «владыкам» — голландцам, которые заставляют местных жителей работать на себя. Воейков записал, что кофе — главный продукт вывоза — «туземцы обязаны возделывать и продавать правительству по цене ниже рыночной».

В июле 1876 года Воейков прибыл в Японию.

Европейцам в Японии тогда разрешалось жить только в семи портовых городах; Воейков же хотел, по своему обыкновению, как следует попутешествовать по этой, тогда еще очень малоизвестной стране. Чтобы получить на это разрешение, он прибегнул к помощи русского посла в Токио. И вот, наконец, у него в руках долгожданный паспорт.

Почти полгода провел Воейков в Японии.

Семь раз он пересек самый большой из Японских островов Хонсю, начав с севера и продвигаясь все дальше и дальше к югу. Все время производил он метеорологические наблюдения, определял высоту перевалов и гор, что позволило значительно уточнить физическую карту Японии. Но, конечно, собственных наблюдений было недостаточно, а метеорологических станций в Японии почти не было. Чтобы получить ясное представление о климате Японских островов, Воейков обращает внимание на косвенные признаки и прежде всего на то как распространены те или иные виды растений. Ведь растительность — лучший показатель климата.

Первые плантации чая Впейкпв встретил у городи Акита, около 40 градуса северной широты. Это было настоящее открытие. Европейские ученые в то время считали, что чайный куп настолько нежен, что может расти лишь много южнее. Воейков заметил, что хорошо растут здесь те породы чая, которые разводятся уже давно; а кусты, недавно привезенные с юга, сначала росли хуже. Значит, чайный куст можно акклиматизировал ь. Кто знает, может быть, уже там, в Японии, Воейков задумался над возможностями разведения чая у нас на Кавказе? Пройдет много лет, и он окажется инициатором создания первых чайных плантаций под Батуми.

На чайных плантациях в Японии. (С фотографии.)

По дороге в Сендай Воейкову стала попадаться более южная растительность, в частности бамбук. Воейков писал, что это «одна из самых необходимых принадлежностей хозяйства японцев. Из него делают изгороди, стены холодных строений, разную домашнюю утварь, водопроводные трубы и т. д.». Воейков отмечает, что, начиная с 37 градуса северной широты можно получить с одних и тех же полей один урожай риса и другой — пшеницы или ячменя».

Зоркий глаз Воейкова позволял ему по одному какому-нибудь признаку сразу составить правильное представление о климате и условиях хозяйства. Так, например, Воейков записал, что влажность некоторых местностей на севере Японии «доказывается тем. что папоротники растут здесь без тени, и, несмотря на то что во время моего проезда стояли сильные жары, незаметно было, чтобы они страдали от засухи. Эта сырость, конечно, поддерживается… и испарением воды с поверхности рисовых полей. В самое жаркое время года, от июня до сентября, они находятся постоянно под водой». Сколько надо иметь географической наблюдательности, чтобы связать встреченные по дороге папоротники с таким широким кругом явлений!

Долго любовался Воейков Сендайским заливом с целой сотней островов, большей частью заросших соснами и вечнозелеными растениями, в которых утопают красивые храмы.

Всего по Японии Воейков проехал верхом, в лодке, на рикше и прошел пешком более 3500 километров, побывал в сотнях деревень и в больших городах — Иокогаме, Нагасаки, Токио. Железных дорог в то время в Японии еще почти не было.

«Нельзя сказать, чтобы пути сообщения в Японии были удобны,— замечает он Европейского комфорта, разумеется, нельзя ожидать. Мебели никакой нет: приходится сидеть на циновках на полу». Именно поэтому, «входя в дом, японцы всегда снимают обувь, и иностранцы, если не хотят оскорбить своих хозяев, должны поступать таким же образом. Несоблюдением таких мелочей иностранцы, особенно англичане, часто раздражают японцев».

Воейков писал, что англичане и американцы часто прибегают даже «к всякого рода кулачной расправе» с простыми японцами. Ученый уважал, обычаи и традиции народа и поэтому беспрепятственно ездил всюду без оружия и без всякой охраны, свободно останавливался в домах японских крестьян. Свое путешествие он закончил на острове Кюсю. Из Японии Воейков уехал на русском пароходе «Батрак». В январе 1877 года, обогнув всю Азию и проехав через Суэцкий канал, он вернулся в Петербург.

Два больших путешествия Воейкова — пятилетнее по Западному полушарию и почти двухлетнее по Восточному — дали ему громадный географический материал. Он составил замечательные описания посещенных им стран, подготовил многие специальные исследования, а также написал большую обобщающую книгу — «Климаты земного шара». Эта книга вышла в свет в 1884 году и сразу же получила высшую награду Русского Географического общества — золотую медаль. Книга сохраняет свое научное значение и до сих пор.

Воейков был ученым с мировым именем. Ни в одном стране не было климатолога, имевшего такой высокий авторитет. Уверенно выступал он на международной научной арене.

В течение своей долгой жизни Воейков не уставал писать о возможности и необходимости вмешательства человека в климатические процессы: о борьбе с суховеями, о лесозащитных посадках на полях, о снегозадержании, об устройстве запруд и водохранилищ. Сколько проблем преобразования природы России поставил он! Тут и закрепление

Японский крестьянин в дождевом плаще из соломы.

Обложка первого издания книги А. И. Воейкова «Климаты земного шара».

песков в пустынях растительностью, и вопросы орошения Средней Азии и осушения Полесья, и соединение Черного и Каспийского морей, и освоение Севера.

Воейков требовал научного подхода к разрешению проблемы переселения, перехода к улучшенным приемам обработки почвы, он ставил вопросы железнодорожного строительства и использования водной энергии, ратовал за развитие и широкое использование с агрономическими целями сети метеорологических станций, организовывал борьбу с ростом оврагов…

Трудно перечислить все практические задачи, которые выдвинул и о которых с глубокой верой в творческие силы русского народа писал Воейков. Волго-Дон, орошение районов Маныча и нижней Куры, железная дорога Чарджоу — Кунград, Ангар острой… Когда листаешь страницы его работ, растет чувство гордости за советский народ, который под руководством Коммунистической партии успешно осуществляет в области преобразования географии родины то, о чем Воейков при царизме мог только мечтать.

До 2000 научных работ написал Воейков.

Почти каждая из проблем, за которую брался ученый, обозначала новое путешествие. Воейков изъездил всю Россию, побывал в Поволжье, на Украине, на Урале, в Бессарабии и в Прибалтике, в Полесье и в Крыму и много раз на Кавказе (здесь он, между прочим, очень много сделал для введения культуры чая и цитрусовых и помог созданию нескольких новых курортов).

В 1912 году Воейкову удалось осуществить свою заветную мечту — совершить большое путешествие по Средней Азии. Ему в это время было уже 70 лет, но он не побоялся ни далекого переезда, ни страшной жары (путешествовать предстояло летом), ни дорожных неудобств.

Из Астрахани он перебрался морем в Красноводск и отсюда отправился по железной дороге в глубь Туркмении. Великий ученый пользовался такой известностью, что железнодорожное начальство предложило ему отдельный вагон. Воейков поблагодарил за вагон и попросил, чтобы ему разрешили отцеплять его там, где это будет нужно, — он знал, что настоящее путешествие начинается лишь там, где кончается железная дорога.

Где только не останавливал свой вагон Воейков! Вот интересные заросли саксаула; вот пески угрожают засыпать железнодорожное полотно; а вот на каком-нибудь небольшом разъезде он находит старожила — знатока края — и долго расспрашивает его. Часто Воейков совершал поездки в сторону от железной дороги — то в горы, то в глубь одного из оазисов.

Знакомство с природой Средней Азии убедило его в том, что здесь есть богатейшие возможности для развития хлопководства и садоводства; для этого необходимо создать оросительные системы.

Доехав до Самарканда, Воейков вовсе бросил свой вагон и на лошадях отправился через горы на юг. В горах. зной был не так силен. Впрочем, сухой среднеазиатский зной переносить было много легче, чем хорошо знакомый Воейкову влажный жар тропических стран, напоминающий парную баню.

Проехав около 400 километров, Воейков добрался до города Термеза на афганской границе. Это — самое жаркое место нашей страны и одно из самых жарких мест на земном шаре. Термез стоит на берегу Аму-Дарьи. Аму-Дарья «не только самая большая река Туркестана, но и самая мутная, — писал Воейков. _ Как только ослабляется течение, значительная часть осадков отлагается, а так как в арыках (проведенных из реки) течение слабее, чем в реке, то в них эти осадки происходят постоянно. Их обязательно чистят раз в год, иногда даже два раза. На их берегах целые холмы песку и ила».

По Аму-Дарье Воейков спустился почти до ее устья и совершил ряд поездок по Хорезмскому оазису, добравшись даже до Хивы, на краю пустыни.

Воейков во время поездок по Ферганской долине.

Проникнув за массивные стены, окружавшие хивинскую столицу, Воейков осматривал старинные минареты, покрытые глазурью, наблюдал пеструю жизнь восточного базара с лавками ремесленников — горшечников, оружейников, тюбетеечников. Средневековый быт Хивы сильно отличался от жизни городов Средней Азии, где уже установилась русская власть. В этих городах русскими инженерами и рабочими были построены железные дороги, регулярно работали почта и телеграф, русские купцы охотно покупали хлопок, и дехкане увеличивали его посевы. Конечно, наживались на развитии хозяйства лишь русские купцы и заводчики, чиновники да местные ростовщики, а дехкане оставались бедными; но все же приход русских во многом способствовал прогрессу в развитии Средней Азии. Это было особенно ясно при взгляде на Хиву, город древних традиций, в котором царили восточный деспотизм и полный произвол ханов.

Природа и здесь была благоприятна для развития хозяйства, особенно для хлопководства. Только бы провести воду на поля! Но искусственное орошение в Хорезмском оазисе, на землях ханства, было совсем допотопным.

«Так как уровень воды каналов здесь невысок,— писал Воейков, — то вода не попадает на поля. Ее приходится качать так называемыми чигирями. Работа эта исполняется верблюдами, и характерный скрип чигирей преследует посетителей оазиса и днем и ночью. Обыкновенно верблюды ходят в три смены, по восьми часов каждая. Мальчик приводит верблюда, запрягает его и пускает в ход, завязывая ему глаза. Верблюд воображает себя в пустыне, идет медленным шагом все положенное ему время».

Полгода провел Воейков в Средней Азии. Он видел и песчаные барханы Кара-Кумов, и горы Зеравшанского и Алайского хребтов, и сухие пастбища, и густонаселенные оазисы, где живительная вода, горячее солнце и упорный труд дехкан творили чудеса. Урожаи хлопка в Туркестане были высоки, но Воейков видел, что они могут быть намного увеличены. Старый ученый, всю жизнь работавший в условиях царской России, не до конца понимал, что достигнуть расцвета Средней Азии можно, лишь изменив общественный строй.

«Возможно ли создать обширные богатые оазисы там. где теперь пустыня или очень сухие степи, годные только для скотоводства?— спрашивал великий климатолог и отвечал: —

Эта возможность существует, и притом в очень широких размерах».

Научные результаты изучения Воейковым Средней Азии были очень велики. Воейков доказал, что почти все воды, стекающие с среднеазиатских гор в реки Аму-Дарью и Сыр-Дарью а затем в Аральское море, могут и должны быть использованы на орошение. Не беда, если при этом уменьшится количество воды в Аральском море. Воейков писал:

«Зачем давать воде испаряться с поверхности Арала или другого озера без того, чтобы она ранее совершила полезную работу, содействуя росту растений, нужных для человека? Человек, живущий в сухих и теплых странах, где воды мало и она полезна, должен достигнуть того, чтобы испарялась вода лишь с поверхности листьев» (то есть, дав вырасти хлопку и другим культурам).

«Управляя водой в больших размерах, человек до некоторой степени управляет и климатом, — утверждал Воейков. — Когда мы заберем для орошения воду, стекающую сейчас бесполезно в Арал, она будет испаряться уже не над его поверхностью, а юго-западнее, над орошенными ею полями».

Свои мысли о преобразовании природы Средней Азии Воейков заключал так: «Все это, конечно, если и будет, то очень нескоро, но не мешает, однако, наметить пути для будущего».

Полугодовая поездка по Средней Азии была большим последним путешествием Воейкова. Через три года, в январе 1916 года, великий географ скончался.

Александр Иванович Воейков — слава русской науки. Мы гордимся тем, что, исследовав чуть ли не весь земной шар он открыл многие важные географические законы, определяющие не только климатические особенности различных местностей, но и другие черты географической среды, в которой живут и трудятся люди. Но еще дороже нам горячий патриотизм Воейкова и его вера в созидательные силы человеческого труда. Идеи Воейкова о преобразовании природы были в условиях царской России лишь мечтой: но в наши дни советские люди, строящие коммунизм, находят в его книгах много замечательных мыслей и предложений, и эти книги помогают им переделывать природу нашей родины.