За особо крупные размеры и хищный уединенный образ жизни таймень зовется речным тигром. В Амуре ловили тайменей весом до 60-80 килограммов. Активен круглый год, живет в чистых холодных водах. С весны придерживается горных рек, осенью спускается в Амур и низовья его крупных притоков. Икру откладывает в родниковых ключах и протоках в апреле — мае. Созревает к пятому-шестому году, имея полуметровую длину тела. Доживает до 30 лет, причем безостановочно растет…
Познакомился я с тайменем еще в детстве. На Тунгуске. По осеннему перволедью. Блеснил щуку, попадались сиги. И вдруг подцепилось такое могучее чудище, что оторопел я и не то в волнении, не то в испуге крикнул о помощи. Вытаскивал его из лунки дед Храмов — мой старый добрый наставник, и вытаскивал долго, и здорово помог его ухватистый хитроумный багорик. А потому мой первый таймень не высек в памяти ощущения борьбы с ним. Но налюбовался я на него вдоволь и рыбацкое самолюбие удовлетворил вполне, хотя было в том чудище, как помнится, не более метра с четвертью, а весил он, что выяснилось уже дома, 26 килограммов.
Рядом на льду замерзали крупные щуки, стыли полуметровые сиги, но глаза приковывал к себе мой первый таймень. Не скажу, что любовался я тогда его красотой, а вот мощное брусковатое тело и лобасто-зубастая голова той рыбы запечатлелись в памяти навечно.
Позднее мне не раз приходилось выволакивать на лед тайменей, но обычно маломерок — покороче метра. Фарта» не было. Но наконец весной 1945-го, когда мне оставалось рыбачить на реке своего детства всего несколько последних месяцев, мою блесну взял такой верзила, что пришлось его осиливать «колхозом», спешно расширив лунку.
Сначала я решил, что зацепилась блесна за топляк, но нет же… Редкие рывки живого из-подо льда были такими невозмутимо сильными, что при каждом из них я едва выстаивал на ногах, а при могучем потяге рыба осиливала, пригибая меня ко льду. И вдруг перестала бороться, дала подтянуть себя к лунке, расплывчато показала важную морду сквозь слой воды o- туловище в лунку не проходило. И снова ушла под лед на четверть часа… Но все же рыбацкой сплоткой мы ее одолели.
Этот трофей я запомнил куда лучше. Могучее и притом потрясающе красивое тело атлета с великолепной обтекаемостью. Голова, по длине занимающая четверть всего тела, лобастая, немного сплюснутая с боков, с большой очень зубастой пастью, причем крепкие острые зубы густо усеяли не только челюсти, но нёбо и язык. Глаза в меру большие, с выражением суровости и надменности.
И весь он был будто облачен в крепкую ратную кольчугу, по случаю близких свадеб красиво и благородно расцвеченную: спина бархатисто-коричневая, бока серебристо-зеленоватые в живописной россыпи черных крестообразных и полулунных пятен, живот с брюшными и анальным плавниками и внушительный хвост оранжево-красные, огнеперые, акварельной чистоты и яркости красок…
Оказался он «ростом» с меня — около полутора метров, весил же, по единодушному определению мужиков, два пуда и десять фунтов.
Потом лет двадцать редко имел я с тайменями дела, да, признаться, не изменял своей изначальной и непреходящей любви к карасю, и потому не завлекала меня охота на эту рыбу, которую восторженные люди именуют тигром горных рек. Бывая на тех «тигриных» реках, я больше интересовался хариусом. Может быть, за его жемчужно-блестящее, радужное очарование, возможно, и оттого, что удочку и крючок с детства предпочитал блесне, дорожке и спиннингу. Каждому свое…
Не так давно довелось мне несколько месяцев работать по сихотэ-алинскому Хору, выше села Бичевая, где река холодна и стремительна, сурова и дика. И посчастливилось как-то с директором зверопромхоза Виктором Петровичем Шипицыным две недели попутешествовать на лодке-водомете по Хору до самых его истоков и по его притоку Сукпаю — пока не зацарапала лодка по камням.
Правда, не досуже путешествовали мы, а работали: изучали леса, считали зверей, планировали промыслы… У охотоведов забот много.
А оказался мой спутник асом-спиннингистом, был он к тайменю столь же неравнодушен, как я к карасю. И за те две недели я впервые хорошо узнал, где и как живет летом «водяной тигр» да как его ловят умельцы.
Мы чаще всего останавливались у глубоких омутов под крутоярьем, особенно на резких речных поворотах, где вода могуче рыдала, бесилась и стонала, проносясь совсем рядом со спокойной многометровой глубиной, в которой угадывалась чернота камней, топляков и коряг. Не проходили мимо и угрюмых старых заломов: в ямах возле них не доставали дна самые длинные шесты. И тут Виктор Петрович священнодействовал. Сам он по себе — спокойный, выдержанный и рассудительный, душой и телом красивый мужчина, а вот спиннинг и таймени доводили его иной раз почти до транса. Но потом, успокоившись, он говаривал: разве может что-либо так снимать житейскую накипь, как рыбалка со спиннингом?
Обычно я не мешал ему и на берегу занимался своими делами, но приходилось и сидеть у руля на корме, когда орудовал он с носа плывущей по течению лодки. И наблюдал всю его технику лова, и здоровенные трофеи видел, и кое с какими сфотографировал. Но ярче всего запомнились три события.
Таймень обыкновенный (Hucho taimen)
Подкрутил было он свою блесну почти к самому борту и увидели мы, как за нею впритык спокойно плывет, лениво пошевеливая хвостом и плавниками, некое подобие красноперой акулы. Блесну она не взяла, но постояла у лодки несколько мгновений, строго озирая нас, и с величавым спокойствием неспешно погрузилась под вековой залом. Растаяла в глубине, как призрак… Старая была, опытная рыбина, изведавшая на своем веку почем фунт лиха.
Я уверен, что в том тайменище было под пару метров в длину, но для осторожности скину сантиметров двадцать, не более. Не знаю, сколько потянул бы он, но думаю — больше полуцентнера. Что за башка была у него! Что за широченная спина! Что за хвостище, ленивым махом которого он закачал лодку! Бревно! Крокодил! А какое властное очертание рта, и что за царственно грозный взгляд!
…Еще в середине нашего века авторитетные ихтиологи писали: в бассейне Амура таймени в 16-20 килограммов не составляют редкости, и даже полутораметровые не выходят из разряда обычных. Там же указывалось, что известны случаи поимки тайменей весом до 50-60 килограммов… Для полноты картины: не столь давней зимой в низовьях Амура добыли пятипудового гиганта, о чем писалось немало… Но и сам я достоверно знаю о поимке такого же великана на Бикине: видел его, трогал, удивлялся, восторгался…
И еще о размерах «красноперой акулы». Как-то ихтиологи собрали всех тайменей, составивших прилов в сетях Солонцового рыбозавода, что в низовьях Амура. Посчитали их, тщательно измерили, взвесили. И оказались они длиной от 45 до 145 сантиметров, а весом — от 5 до 36 килограммов. Математические расчеты выявили средние размеры: без сущей малости метр при 11 килограммах.
Надеюсь теперь, что моя прикидка длины шипицынского тайменя (под пару метров) не будет воспринята читателем как рыбацкая байка. Ту «акулу» Виктор Петрович не поймал: времени свободного не оставалось. Но расскажу о другом въевшемся в память случае. Бросал как-то мой таймешатник блесну на сливе шумного мелкого переката в глубокий тихий плес под скалою, где хищник любит попромышлять. Было раннее утро. Еще не ударили по воде первые солнечные веера, но алыми красками в полном безветрии уже светилась заря, высоко и звонко пел Сукпай, в алую же гладь плеса опрокинулись таежные горы с правого берега и с левого. Зеленые, кудрявые… А по речному простору резвились таймени, ловко хватая рыбью мелкоту. И так красиво и сильно резвились! Выпрыгивали из воды то пологой дугой, то «свечкой»! Заметил я, как один из этих охотников перекусил пополам выскочившего из воды конька-губаря и не стал подбирать половинки. А три других водоворотили круги, могуче били хвостами. Всякая иная рыба шарахалась, стаи разбрызгивались, панически разбегались…
Такое долго помнится светло и радостно. Как детство.
…Таймень подцепился на блесну и ну выделывать курбеты! То в глубину тянул, то вдруг наперерез мощной струе летел на перекат! Там, на мели, он и сорвался. Почувствовав свободу, смастерил «свечку», потом помчался поверху глиссером — чуть ли не на брюхе, оголив лоб и темя, оставляя за собою высокие волны и пенный след. Но вот зарылся в воду, а след все равно за ним тянулся…
И вдруг начал он по своему курсу выпрыгивать, выделывая головокружительные виражи… И так все это посреди дикого таежного мира было красиво и сильно, что долго мы тянули сигареты, переживая и обдумывая увиденное и обмениваясь впечатлениями.
Но успокоился мой спутник, и снова захотел руку и душу усладить, и опять стал хлестать речку, виртуозно швыряя блесну точно в те места, где давали о себе знать таймени. Двух подсек и ловко оборол, потратив на вываживание каждого по четверти часа.
Не впервые я видел, а все же искренне любовался тяжелой, сильной рыбой, облаченной в роскошное серебро мундира, ее совершеннейшими обводами. Взвесил я их обоих и промерил: оба имели по 103 сантиметра, только один потянул 13 кило, другой же оказался на пару фунтов легче.
…И еще раз удивил меня Виктор Петрович. Повечеряли мы уже в темноте, пора бы в палатку на сон, а он берет спиннинг и цепляет вместо блесны бархатистый чурбачок с мощными тройниками с одной стороны и с другой. А мне объясняет, словно я не знаю: «Искусственная мышь. Пенопласт обтянут шкуркой с беличьих лапок. Кусочек свинца снизу для устойчивости. Плывет поверху вроде какой зверюшки. Ленок хватает, таймень. Пошли-ка к перекату, помышкуем, попытаем удачи».
Ночь была безлунной. Бархатно-черное небо ярко мерцало звездами… По шуму катушки и шлепку «мыша» воду догадывался я о забросах средней дальности и умеренной силы. Тянул рыбак обманку не спеша, и вблизи было видно, что она и в самом деле очень походит на переправляющуюся через речку крупную полевку или бельчонка.
Один заброс впустую, другой. Сразу после третьего шлепка сильно всплеснуло, тут же затрещала катушка и Петрович мой вскрикнул: «Есть! Тяжело идет!» Но то был ленок килограмма на четыре. И еще три таких же подцепилось чуть ли не один за другим. А потом падение в воду «мыша» сопроводилось таким мощным всплеском, что услышал я торопливо сказанное: «Таймень хвостом ударил». И тут же застрекотало, засвистало, зашумело в воде и на берегу. Мой рыбак забегал, замесил сапогами гальку, закланялся, «заиграл» спиннингом, то гнущимся в дугу, то вытягивающимся в одну линию с леской, со свистом режущей воду.
«Приготовь багорик! Посвети!» — принимал я возбужденные команды и тоже суетился. А катушка ревела тормозом, натужно скрипела при подмотке. То и дело она вырывалась из пальцев и разбила их в кровь. Трижды таймень подходил почти к самому берегу и показывал свою тушу, но стоило мне занести багорик, как он рвался в темень…
