Налим (Lota lota)
А. П. Чехов хорошо знал рыб и любил их ловить. О налиме он писал со знанием дела: «Тяжел, неповоротлив и флегматичен… Живет под корягами и питается всякой всячиной. Но натуре хищник, но умеет довольствоваться падалью, червяками… Пойманный на крючок, вытаскивается из воды как бревно, не изъявляя никакого протеста… Ему на все наплевать»… Самый закоренелый холодолюб, вода теплее 12 градусов его усыпляет. Наиболее активен он в зимнем ночном подледье.
Странная рыба налим всегда возбуждала во мне обостренный интерес, хотя во всю свою жизнь мало я имел с нею дела и не часто снимал со своих снастей. А потому я ею так интересуюсь, что по образу жизни она сильно отличается от других рыб.
В теплую весенне-летнюю благодать, когда порядочной рыбе положено славить жизнь, наслаждаться ею и умножать себя в потомстве, налим уходит в холодноводные реки, забивается в самую глухомань, старательно прячется под корчи, топляки и камни, ищет норы поглубже, ниши в донных трущобах или обрывистых берегах. И не так просто ищет, а чтобы омывали его, удалившегося от «мирской жизни» и уединившегося в глубоком мраке, холодные родники или, на худой конец, прохладные пряди речных потоков, еще не утратившие ледяную чистоту горных ключей.
Но в студеные горные реки ранней весной из Амура уходят вместе с налимом и другие холодолюбы — таймень, йенок, сиг… И нерестятся они там весной или осенью. Однако эти рыбы там в теплый период года живут и бодрствуют. А вот эта же теплая весенне-летняя пора рыбьих карнавалов утомляет нашего скользкого «нелюдима» до той степени, что ему не только подолгу есть не хочется, но и плавниками шевелить. Температура воды в плюс 15-16 градусов для него уже опасна, а за двадцать o может и погубить. Вот уж кто совершенно не ищет теплого места в жизни, так это налим.
Лишь с осенними холодами, остужающими воду до 12 градусов, оживает этот один из самых типичных северян среди пресноводных рыб Северного полушария. И чем холоднее вода, тем он бодрее и активнее. Налимий нерестовый праздник происходит в самую лютую пору года — в декабре, январе и феврале, когда уплотнившиеся на метровом льду снега, едва переносимая стужа и пронизывающие ветры сковывают все живое. Насквозь промороженный ледовый панцирь тяжелыми пластами давит воду, она остужается до зыбкой грани, колеблющейся у самой точки замерзания, свет туда и днями едва проникает… Но и этого налиму мало: он ждет ночи, когда морозы остервенеют до крайности, и лишь тогда начинает разгуливать во всю ширь и даль своих мрачных владений. И чем темнее ночь, тем ему радостнее. А когда на мир обрушивается вьюга, при которой человек не видит ладони своей вытянутой руки, этот тать ночной празднует свой шабаш.
Можно, конечно, как-то оправдать сие странное существо: не один лишь он зимой активен — те же таймень, ленок, хариус, голец и другие рыбы тоже не спят в подледье. Верно, не спят. Но и не испытывают они пристрастия к ночной беспросветности, а о нересте в зимнюю стужу, как принято у налимов, и не помышляют.
У налима стройное, удлиненное тело с заметно уплощенной широкой крутолобой головой. Пасть большая, челюсти и сошник в щетке мелких, но крепких зубов. Довольно крупные глаза желты, и в них недобро мерцают, тоже вроде бы просверкивая, черные искры. Длинное, к хвосту с боков постепенно сужающееся тело покрыто такой обильной слизью, что не прощупывается имеющаяся у этой рыбы мелкая, в кожу глубоко посаженная чешуя. Второй спинной и анальный плавники тянутся до самого округлого веерообразного хвоста.
Размерами налим — рыба средняя. Вроде сома, которого внешностью напоминает. Но таких гигантских, как сомы, налимов нет. Около двух метров в длину и 24-30 килограммов на весах — редкие для налимьего рода великаны, и встречались они в низовьях Оби и Иртыша, где условия обитания для них самые благоприятные. Рекордсмены же Амура — 100-120 сантиметров, 10-12 килограммов. Да и таких здесь теперь, пожалуй, уже нет. Лет тридцать назад самыми «ходовыми» амурскими налимами были 50-60-сантиметровые, нынче же этот средний размер (еще раз напомним: свидетельствующий о состоянии популяции) уменьшился на четвертую часть.
Раскраской налим, пожалуй, оригинален: оливково-зеленые спина, бока и верхние плавники в темно-бурых и светлых пятнах да полосах, будто рыба мастерски высечена из отшлифованного мрамора. Горло и нижние плав-ики светло-серые, иногда почти белые. «Молодежь» цветом потемнее, с годами — светлеет.
Но есть в окраске этой скользкой, неприятно голой рыбы да и во всей ней что-то мрачное, мертвое, не радующее глаз. А пойманный и уснувший налим желтеет, причем в появляющейся желтизне тоже какая-то мертвечина… Многие считают героя нашего рассказа непривлекательным, неприятным, а есть и такие, что просто презирают его или игнорируют и как объект рыбалки, и как продукт. Но справедливости ради не умолчим: иным рыбакам он нравится во всех отношениях — с виду, в клеве, в ухе.
Налим (Lota lota)
В налиме содержится от 6 до 24 процентов жира, однако в основном он накапливается в печени, мясо же постное: всего в нем не более полупроцента жира. Оно жесткое, усваивается человеческим организмом трудновато и вкусом «бесцветное». Многие его даже на «первый этаж» ухи не берут. Но и не без любителей этой жесткой постнятины, хотя они и сравнительно редки.
А вот налимья печень во всех отношениях и для всех хороша: вкусна, питательна, полезна. Весь жир в ней! Все гликогены — тоже! Большинство витаминов и нужных для жизни микроэлементов — там же! А потому и не зря налимья печень, как и тресковая, почитается деликатесом. Жаль, что по весу она составляет только 6-9 процентов общей массы этой рыбы.
Треску я упомянул не просто так. Налим к ней очень близок не только по нашим кулинарным оценкам, — он ей прямой и близкий родственник. В обширном семействе тресковых, в котором много таких наших старых знакомых, как треска, навага, минтай, пикша, лишь мраморный хищник пресноводен, все остальные родичи — в морях и океанах преимущественно северных широт.
Обратите внимание: повадки и образ жизни сома и налима весьма схожи, но территориально эти рыбы разделены: у первого — южные реки, у второго — северные.
Соприкосновение их ареалов незначительно, и на Дальнем Востоке их границы проходят по Амуру.
Налим — ночной хищник. Непривередливый — все живое ему по вкусу. Конечно, особую радость ему доставляет рыба, заглатывать которую он большой мастер. Но на случившемся безрыбье за милую душу проглотит рака или улитку, червяка и личинку, лягушку или утонувшую полевку. Всеяден, как сом, и подобно ему не признает лишь растительный корм. Может снизойти до поедания дохлятины. В ночную зимнюю стужу, когда большинство рыб вяло и полусонно стоит в каком-нибудь укрытии, налим, подолгу шаря в поисках съедобного, почти всегда набивает свое брюхо до отказа. Заглатывает все живое без разбора, лишь бы в глотку проходило. Особенно жаден он после летних мучений в теплой воде — в октябре, затем после ледостава до начала нереста и сразу после него. Активно жирует и после весеннего ледозода, пока вода в Амуре еще не прогрелась до 15 градусов.
Как же умудряется эта рыба активно бодрствовать в кромешной тьме ночью, в том числе и в пору безлунно-метельного подледья? Разумеется, глаза, хотя они у налима гораздо больше сомовьих, в таких условиях плохие помощники. Мало проку и от единственного усика на нижней челюсти. И приходится хищнику все надежды возлагать на обоняние, боковую линию и органы вкуса, и потому нам о них нужно поговорить несколько подробнее.
Не все знают, что у «лучшего друга человека» — собаки обоняние острее, чем у нас, в тысячи раз. А у таких рыб, как угорь, проходные лососевые, сом и налим, оно никак не хуже собачьего. Угорь и, очевидно, кета, горбуша, сом и налим улавливают запах фенилэтилалкоголя при разведении одного грамма в… 600 тысячах кубических километров воды, каждый из которых весит миллиард тонн. Мне могут возразить: угорь не имеет в мире рыб аналогов по тонкости обоняния. Ладно. Но вот доказали же ученые, что сиг улавливает присутствие ванилина в концентрации одного грамма на десяток кубических километров воды. Даже дневная рыба карась обнаруживает некоторые вещества в разбавлении: грамм на сто миллионов тонн воды. Разумеется, с таким феноменально тонким обонянием во тьме и «видеть» можно.
Налим плавает, руководствуясь нюхом, своими «треннами», он может выследить рыбу, зачуять иную добычу за десятки метров. Обонянием он распознает своих и чужих, определяет растения, беспозвоночных животных, грувиты. Боковой линией улавливает шлепок поплавка по воде, падение дробинки, работу хвостом соседей. Как и многие рыбы, он с немыслимой для нас тонкостью фиксирует ничтожные изменения в температуре воды, ее минерализации, атмосферном давлении. Ученые установили: к раствору сахара в воде пескарь чувствительнее человека в 512 раз, а налим по утонченности органов вкуса ему вряд ли уступает, а то и превосходит… С такими анализаторами что налиму ночная подледная темень!
Налиму нужна не просто холодная вода, но еще и чистая, слабопроточная. Стоячие озера и реки с мутью не для него, быстрые горные потоки тоже не по нему. А отсюда и своеобразный жизненный цикл хищника: с октября начинает разгуливаться, во время осенней шуги и ледостава отдыхает, привыкая к подледью, всю зиму деятелен и энергичен, по весеннему ледоходу смирнеет ненадолго, а в апреле-мае становится полусонно-вялым.
С началом прогрева воды большинство налимов, зимовавших в Амуре, поднимается навстречу течению в его горные притоки, но совсем не так далеко, как таймень, ленок или сиг. И поднимаются неспешно, как и живут. Плывут ночами, усердно кормятся, днем дремлют в заливчиках, где-нибудь под крутоярьем, в глубоких ямах. А останавливаются на лето обычно там, где река уже не равнинная, но еще и не совсем горная, с галечно-каменистым дном и даже в летние солнцепеки с достаточно холодной водой. И живут здесь налимы до сентября. Осенью часть обитателей уходит в Амур, другие здесь же зимуют.