Древние предания и летописи поведали людям о том, что путь на Далекий Север прокладывался мореходами сотни лет.

Вероятно, в водах «Студеного моря» бывали легкие корабли нормапиов около 1000 лет назад. Но достоверных сведений об этом не сохранилось. Русские летописи говорят, что сотни лет тому назад по суровым водам этого моря ходили поморы — поселенцы на берегах Белого моря и Кольского п-ва из новгородцев. Смелые, свободные от крепостного ига, новгородские крестьяне объединялись в дружины и шли в неизведанные края за драгоценной пушниной, на промысел рыбы и морского зверя.

До далеких берегов Белого моря не дотягивались цепкие руки бояр и государевых слуг. Простой народ уходил на Север не только с земель Великого Новгорода. Сюда бежали крестьяне из центральных и северо-западных районов страны, чтобы избавиться от господского гнета, непосильных поборов и долговой кабалы.

В XII—XV вв. новгородцы разведали и освоили побережье Кольского п-ва, берега Белого моря. Они строили крепкие суда и ходили далеко от своих селений по морям Арктики.

Поморы открыли острова Новую Землю, Колгуев, Медвежий, Шпицберген (тогда этот архипелаг называли Землей Груманта).

Нередко отважным поморам приходилось вставать на защиту освоенных ими земель, на которые стали зариться иностранцы.

Русский Север издавна был бойким торговым местом, куда стекались иностранные купцы из стран Западной Европы. Они скупали здесь драгоценную пушнину, жир и кожи морских животных, моржовые клыки и другие товары, которые доставлялись из Западной Сибири сушей, через полярный Урал, и морским путем.

В плаваниях на восток по «Ледовитому морю» западноевропейские путешественники, как правило, пользовались помощью русских мореходов.

Первые русские лоцманы появились на Неве и Волхове еще во время Великого Новгорода.

Они назывались тогда корабельными вожаками («вожами»). На Севере в Поморье существовал даже специальный вожевой промысел и артели корабельных вожей.

Далеко в глубь морей заходили русские мореходы. На островах Арктики исследователи много раз находили остатки русских поморских зимовок и их промыслового снаряжения. Известен исследователям русского Севера помор Иван Старостин, много лет оседло живший ыа Груманте (Шпицберген). Освоен был русскими о-в Медвежий. Его северное побережье иностранцы даже называли «русским берегом».

Русские поморы положили начало новому виду мореплавания — ледовому. Они сумели исследовать не только Европейский Север, но также значительную часть азиатского побережья.

Изучение кораблей древних новгородцев и поморов, селившихся на Севере, показало, какими способностями и смекалкой обладали первые русские арктические мореходы.

Русская морская лодья XVI в. могла взять на борт 200 т груза. Это было трехмачтовое палубное судно с прямыми парусами.

Для плавания по Белому морю обычно предназначалась лодья меньших размеров, с палубой и двумя мачтами. Поморы плавали на судах и других типов. Самый древний корабль — это кочмара, иликоч,— трехмачтовое палубное судно. По конструкции коч очень напоминает лодью, только он меньше размером.

Строили поморы и более простые типы судов: ранынины, шнеки и карбасы.

На некоторых типах судов поморы крепили обшивку к корпусу судна при помощи вицы — корней можжевельника. В отдельных случаях северные судостроители предпочитали вицу железным гвоздям, так как на опыте убедились, что она надежнее железа. Обшивка, пришитая вицей, была более водонепроницаема, чем скрепленная железными гвоздями. При плавании во льдах корпус судна расшатывался и в мостах, где были гвозди, давал течь. Кроме того, гвозди быстро ржавели и разрушали обшивку. При деревянном же креплении вица, разбухая, почти совсем не пропускала воду. Доски обшивки, особым способом пришитые к каркасу судна, держались крепко.

Кроме можжевельника, материалом для деревянных «ниток» служила молоденькая

тонкая ель высотой до полутора метров. Стволы таких елочек очищали от ветвей, перекручивали и сушили. Перед употреблением их распаривали.

 Такими «нитками» шилась лодья. Набор инструментов у мастера состоял обычно из топора, пилы, сверла, уровня и сажени, разбитой на аршины и вершки.
Строились суда на берегу реки, вблизи дома заказчика. Тут же шестом на песке или в избе мелом на полу мастер делал чертеж и производил необходимые расчеты. Сначала строили каркас судна, который затем обшивали досками снаружи и внутри. Потом ставили и крепили высокие прямые мачты и настилали палубу.

Крупное судно — лодью артель плотников строила за одну зиму.

По указу Ивана Грозного для строительства кораблей на Белом море при Соловецком монастыре были сооружены первые большие верфи и даже сухой док.

В древние времена паруса на поморских судах иногда делали из замши — оленьей кожи, обработанной жиром морского зверя. На ременные снасти шла кожа морского зайца.

Лодьи имели плоское широкое днище и небольшую осадку, поэтому при плаваниях во льдах к «невиданным землицам» они не нуждались в специальных гаванях, для того чтобы скрыться от шторма или перезимовать. Порой поморам приходилось вытаскивать свои лодьи на лед или на берег. При всех этих достоинствах поморские суда имели и свои недостатки: они хуже, чем килевые суда, слушались руля, особенно при волнении.

Плавания по Ледовитому океану с его суровым климатом, нагромождениями льдов и неизвестными течениями были хорошей школой для мореходов. Выносливые и смелые, не страшась крепких морозов и сильных ветров, поморы смело пускались в далекие плавания по бурным волнам океана на своих небольших деревянных судах.

В повседневной борьбе со стихией поморы хорошо изучили «Студеное море». Они знали, что величина прилива и отлива связана с положением Луны на небе, и образно называли приливо-отливные явления «вздохами моря-океана». «Грудь-то у него широкая, могучая, — говорили они,— как вздохнет, подымет грудь свою, тут прибыла вода: прилив, значит. Выдохнет — уходит вода: отлив наступает. Не часто дышит океан-батюшка: два раза вдохнет, дна раза выдохнет — сутки пройдут».

Поморам известен был компас, который они называли маточкой. Время они издавна узнавали по солнцу и звездам.

Ветры, в зависимости от направления, они тоже называли по-своему. «Полуночником», например, назывался северо-восточный ветер; «шолонником» — ветер, дующий с юго-запада; «побережником» — северо-западный ветер; «обедником» — юго-восточный. Русские мореходы изучали не только ветры, но также течения, приливы и отливы, состояние льдов.

Они хорошо знали и применяли местные средства против заболевания цингой: ягоду морошку, ложечную траву, сырое мясо и теплую кровь животных.

Северные мореходы с давних времен имели рукописные карты-чертежи и рукописные лоции, в которых кратко описывались морские берега, указывались выгодные и безопасные пути и наилучшее время для плавания судов.

Старейшие рукописные лоции имели такие заголовки: «Устав как суда водити», «Хода корабельные Русского Окиана-моря», «Ход Груманландской».

Плавание по Белому морю и Ледовитому океану вырабатывало сноровку, своеобразные приемы управления кораблем. Свой опыт поморы совершенствовали и передавали от поколения к поколению. Если, например, ветер сильно кренил лодью, грозя мгновенно опрокинуть ее, помор бросал в парус острый топор или нож, и тогда ветер разрывал парус в клочья, и лодья выравнивалась.

Неутомимый путешественник, исследователь «диких» народов, поборник научной правды о равенстве людей, пламенный патриот, Николай Николаевич Миклухо-Маклай прошел короткий, но яркий жизненный путь. Он посвятил свою жизнь изучению природы и народов, населяющих тропические страны и острова Тихого океана. Новое слово Миклухо-Маклая в науке о человеке прозвучало на весь мир, нашло отклик среди передовых ученых и возбудило ненависть к нему в реакционных научных и политических кругах.

Родился Миклухо-Маклай в семье инженера в селе Рождественском, близ г. Боровичи, в 1846 г. Одиннадцати лет Миклухо-Маклай был отдан в школу, а затем во Вторую казенную гимназию в Петербурге. Потом он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. С увлечением отдался он изучению естественных наук и наряду с ними произведений великих демократов — Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева.

Не прошло и года, как «неблагонадежный» юноша был исключен из университета без права поступления в другие высшие учебные заведения России. Восемнадцатилетний Миклухо-Маклай был вынужден покинуть родину и начать странствия за ее границами.

В Германии он учился сперва на философском факультете в Гейдельберге, потом на медицинском — в Лейпциге и Иене. Это были годы напряженных занятий и тяжелой нужды. В письмах на родину он писал: «… я положительно не знаю, как мне свести концы с концами; я с трудом починил свой пиджак. Если возможно — пришлите нитки и пуговицы».

Только упорство и настойчивость помогли ему преодолеть эти невзгоды.

Миклухо-Маклай увлекался теорией Дарвина. Он участвовал в научной экспедиции на Канарские о-ва и в Марокко в качестве помощника известного естествоиспытателя проф. Э. Геккеля — пропагандиста идей Дарвина.

Наблюдения над пародами Африки и островов Атлантики, порабощенными европейцами, окончательно определили направление научной деятельности Миклухо-Маклая.

Он приступил к самостоятельным исследованиям. На скудные средства, без помощников Миклухо-Маклай отправился на берег Красного моря. Он изучил арабский язык п, надев костюм мусульманина, совершил рискованное путешествие. Миклухо-Маклай изучал животный и растительный мир Красного моря и быт пародов, населявших его берега. Это путешествие было его «боевым крещением».

Возвратившись в Россию, Миклухо-Маклай выступил в Географическом обществе в Петербурге с докладом о своих работах и предложил проект крупной экспедиции на острова Тихого океана. Там он надеялся найти ответы на многие интересовавшие его вопросы о развитии животного мира морей, а главное — на вопросы о происхождении и развитии человеческих рас.

В те годы в науке о происхождении человека — антропологии шла ожесточенная борьба. Наиболее передовые ученые — «моногенисты» утверждали, что все люди, независимо от различия рас, произошли от общих предков.

Реакционные ученые — «полигенисты» пытались доказать, что человеческие расы различного происхождения. Они утверждали, что белый человек и черный человек — две разные породы, столь же несхожие, как соя и орел. Отсюда делался вывод, что расы неравноценны. Белая раса якобы природой предназначена к господству, цветные расы неспособны развиваться и обречены на подчинение.

Миклухо-Маклай был сторонником моиогс-нистов. Он считал, что белая, черная, желтая расы людей одного происхождения, имеют одинаковые способности к культурному и экономическому развитию. Нет рас «высших» и «низших».

Чтобы доказать свою правоту; Миклухо-Маклай решил начать научные работы с изучения «первобытных» народов, населяющих острова тропических морей.

Русское географическое общество оказало помощь решительному и энергичному ученому. Ему ассигновали небольшую сумму денег, и Общество получило разрешение отправить Миклухо-Маклая на русском военном корпете «Витязь» па о-в Новую Гвинею.

Корвет «Витязь» вышел из Кронштадта осенью 1870 г., прошел к берегам Бразилии, обогнул Южную Америку и достиг Пальмраисо; отсюда Миклухо-Маклай совершил поездку в Сантьяго и к горе Аконкагуа. Затей «Витязь» направился к о-ву Пасхи, далее к о-вам Самоа и к Новой Гвинее. В Апип, па о-ве Упалу (Самоа), Миклухо-Маклаи нанял двух слуг — шведа Ульсона и полинезийца Боя, По пути путешественник всюду вел научные наблюдения и время от времени сообщал о них в письмах Географическому обществу.

После 316 суток плавания Миклухо-Маклай высадился на берег Новой Гвинеи в гуще буйных тропических лесов, где жили папуасы — люди «каменного века».

Острой Новая Гвинея по площади — второй и мире после Гренландии. В глубине его высятся горы, достигающие 4500 м. Большая часть острова покрыта непроходимыми тропическими лесами. Там растут разнообразные пальмы, фпкусы, панданусы, араукарии, а по берегам — мангровые деревья. Из животных па острове особенно распространены кабаны, дикие собаки, мыши, огромные ящерицы, а и реках — крокодилы. В лесах водится множество птиц: попугаев, казуаров, голубей и т. д.

Здесь много бабочек, и некоторые из них имеют размах крыльев до 20 см.

Местные жители, папуасы, занимались главным образом охотой и рыболовством. Миклухо-Маклай так описывает свое появление в одной папуасской деревне:

«Группа вооруженных копьями людей стояла посредине, разговаривая оживленно, но вполголоса между собой. Другие, все вооруженные, стояли поодаль; ни женщин, ни детей не было, они, вероятно, попрятались. Увидев меня, некоторые туземцы подняли копья, а другие приняли очень воинственную позу, как бы готовясь пустить копья… Усталый, отчасти неприятно удивленный встречей, я продолжал медленно подвигаться… Ко мне подошло несколько туземцев. Вдруг пролетели, не знаю, нарочно ли, или без умысла, пущенные одна за другой дно стрелы, очень близко от меня. Мне подумалось, что туземцам хочется знать, каким образом я отнесусь к сюрп и: у вроде очень близко мимо меня пролетевших стрел… Небольшая толпа окружила меня; двое или трое говорили очень громко, как-то враждебно поглядывая на меня. При этом, как бы в подкрепление своих слов, они размахивали копьями. Один из них вдруг размахнулся копьем и еле-еле не попал мне в глаз или в нос. Я отошел шага на два в сторону и мог расслышать несколько голосов, которые неодобрительно (как мне, может быть, показалось) отнеслись к этой бесцеремонности…

Недолго думая, я высмотрел место в тени, притащил туда новую циновку и с громадным удовольствием растянулся па ней. Я увидел, что туземцы стали полукругом в некотором отдалении от меня, вероятно удивляясь и делая предположения о том, что будет дальше. Я проспал два часа с лишком. Открыв глаза, я увидел несколько туземцев. Они были без оружия и смотрели на меня ужо но так угрюмо. Затем я встал и направился по той же тропинке в обратный путь».

Эта встреча убедила туземцев в миролюбии путешественника, и между ними вскоре установились самые дружелюбные отношения. Папуасы приносили Миклухо-Маклаю бананы, кокосовые орехи, сахарный тростник.

Более года прожил Миклухо-Маклай среди папуасов Новой Гвинеи. Не оружием, не принуждением, а терпением и добрыми делами, помощью и советами снискал он их дружбу. Изучая жизнь островитян, близко узнав многих из них, Миклухо-Маклай все больше убеждался в способностях этих «первобытных» людей к умственному развитию и в ошибочности «теории» о «низших» расах.

В цивилизованных странах распространился слух, что Миклухо-Маклай погиб. Но посланный за ним клипер «Изумруд» разыскал ученого. Миклухо-Маклай заболел тропической малярией, которая уже унесла в могилу одного из его спутников.

Оправившись от тропической малярии, Миклухо-Маклай возвратился на Новую Гвинею. Он изучал и сравнивал типы людей и быт жителей восточной и западной Гвинеи. Высадившись в другой части Новой Гвинеи, Миклухо-Маклай нашел здесь папуасов, которым уже были знакомы европейские колонизаторы. Прибыв на о-в Яву, в Батавию (ныне Джакарта), Миклухо-Маклай опубликовал свои наблюдения о бедственном положении туземцев, которое создалось в результате «цивилизаторской» деятельности европейских колонизаторов, приводившей к порабощению и уничтожению папуасов.

В 1874—1875 гг. Миклухо-Маклай дважды совершил путешествие в глубь п-ва Малакка для сравнения населяющих его народов с папуасами. До него еще никто не видел «лесных людей п-ва Малакка.

113 дней путешествия по болотам, джунглям, среди неизвестных туземных племен дали исследователю богатейший научный материал. По возвращении в Батавию он опубликовал первую в науке работу о малаккских племенах.

В 1876 г. Миклухо-Маклай посетил о-ва Адмиралтейства, а затем снова высадился на Новой Гвинее. Здесь его радушно встретили друзья-папуасы. Он про-яшл с ними еще семнадцать месяцев.

В 1879-1881 гг. Миклухо-Маклай плавал на американской шхуне на острова Меланезии и в Австралию, где он организовал морскую научную станцию близ города Сиднея.

В 1882 г., после двенад-цатплстпего путешествия, Миклухо-Маклай вернулся на подину. Почти все петербургские газеты отметили его приезд. Русское географическое общество устроило прием Миклухо-Маклаю. После теплых слов П. П. Семенова-Тян-Шанского перед слушателями выступил отважный путешественник. В его спокойном рассказе чувствовалась великая правда жизни и убеждение в равенстве всех рас и народов.

«Мое влияние на туземцев оказалось так сильно,— отмечал Миклухо-Маклай,— что мне удалось совсем прекратить междоусобные войны. Этот результат был для меня в высшей степени приятен».

Скоро его опять потянуло к первобытным народам, которых ставила на низшую ступень развития человечества буржуазная европейская наука того времени, а позднее фашизм.

В том же 1882 году Миклухо-Маклай отправился к своим друзьям на Новую Гвинею, по пути сделав доклады в Берлине, Париже и Лондоне. На этот раз он привоз своим друзьям папуасам три головы крупного рогатого скота, коз, кожи, материю, бусы, зеркала, мнояжество семян полезных растений. Это было последнее путешествие ученого к папуасам. Туземцы просили его остаться, но у Миклухо-Маклая были другие планы.

В Сиднее он закончил организацию биологической станции, прожив здесь до февраля 1886 г. Отсюда он обратился с письмом к царскому правительству, предлагая принять территорию Берега Маклая под покровительство России. Официальные круги царской России это предложение отвергли. О нем вспомнили, когда Миклухо-Маклая уже не было на свете, а русская эскадра, оторванная от своих баз, была разбита в Цусимском бою. Вернувшись в Петербург, Миклухо-Маклай выступил в газетах с призывом ехать с ним на Берег Маклая для основания русской колонии. Он задумал организовать колонию на основах общинного хозяйства, без земельной собственности, без денежной системы, без жандармерии и полиции.

На призыв Маклая быстро откликнулось более 2000 человек. Но для организации колонии нужны были средства. Миклухо-Маклай решил издать свои сочинения и дневники и с этой целью выехал за материалами в Австралию (в Сидней), а затем вернулся с семьей в Петербург.

В конце 1884 г. было получено известие, что Германия па-мерена захватить Берег Маклая и объявить его своей колонией. Тяжело больной Миклухо-Маклай послал Бисмарку негодующую телеграмму: «Туземцы Берега Маклая протестуют против присоединения их к Германии». Умер Миклухо-Маклай 42 лет, в 1888 г., так и но успев опубликовать своих главных научных работ.

Известный русский географ проф. Д. Н. Анучин приложил много усилий, чтобы напечатать труды замечательного русского путешественника, но нн Географическое общество, ни Академия наук не располагали необходимыми для этого средствами. Анучин выпустил в свет лишь один том сочинений Миклухо-Маклая.

После окончания Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.

Академия наук издала многотомное собрание сочинений путешественника.

Память о Миклухо-Маклае осталась не только на карте, но и в живом языке населения Новой Гвинеи: папуасы до сих пор говорят: «топор Маклая», «арбуз Маклая» и т. д.

Крупнейший русский географ академик Лев Семенович Берг писал: «Несомненно, Н. Н. Миклухо—Маклай принадлежит к числу самых замечательных и своеобразных исследователей жизни первобытных народов. Своеобразие Миклухо-Маклая заключается в его горячей любви не только к науке, но и к человечеству, в его непреклонном убеждении, что так называемые дикари —такие же люди, как и белые, и в его глубочайшем отвращении к тем методам обмана и насилия, какие обычно практиковались европейцами, проникавшими в тропики с целью наживы».

Колумб для своего времени был передовым человеком. Он считал, что Земля имеет шарообразную форму. В этом его убеждали некоторые сочинения древнегреческих ученых. Из одной старинной книги Колумб узнал, что величина окружности Земли будто бы равна 180 тыс. стадий (около 33 тыс. км). Когда Колумб разрабатывал свой проект плавания в Азию, он не сомневался в шарообразности Земли и был уверен, что доплывет до Индии, если будет держать курс на запад. Когда же он пересек Атлантический океан, по его подсчетам выходило, что он прошел почти половину окружности Земли.

Во время плавания Америго Веспуччи в Южную Америку выяснилось, что открытый им берег «Нового света» постепенно уклоняется к юго-западу. Это давало основание предполагать, что к югу материк суживается, как бы «выклинивается», образуя полуостров. Поход через Панамский перешеек Васко Бальбоа и открытие им «Южного моря» заставляли предполагать, что материк Южной Америки с запада омывается этим же морем. Моряки думали, что если обогнуть «Новый свет» с юга, то можно выйти в «Южное море» и потом добраться до настоящей Индии.

Попытки обойти Америку с юга предпринимались неоднократно. Так, в 1515 г.

испанец Солис плавал до устья большой реки Ла-Платы, где был убит индейцами. Спустя четыре года новую попытку обогнуть Южную Америку предпринял Фернандо Магеллан. Португалец по происхождению, он уже в 1506—1511 гг. принимал участие в походе вокруг Африки и в завоевании португальцами побережья Индостана. Не получая повышения в чинах, Магеллан решил перейти на службу в Испанию. Как и Колумб, веря, что Земля — шар, Магеллан предложил испанскому королю свой проект найти западный путь в Азию к островам пряностей и заключил выгодный для себя договор.

Для плавания Магеллана были снаряжены пять небольших кораблей: «Тринидад», «Сан-Антонио», «Сантьяго», «Консепсион» и «Виктория». Весь экипаж состоял из 265 человек.

20 сентября 1519 г. корабли вышли из устья Гвадалквивира.

В ноябре эскадра подошла к Южной Америке и двинулась вдоль побережья на юг. В апреле 1520 г.

 корабли зазимовали в бухте Сан-Хулиан под 49° ю. ш.

Боясь зимовки у неизвестной земли, капитаны трех кораблей («Виктория», «Консепсион», «Сан-Антонио») подняли против Магеллана бунт, который он жестоко подавил. Капитанов «Виктории» и «Консепсион» он приказал убить, а капитана «Сан-Антонио» и взбунтовавшегося священника высадил на пустынный берег на верную гибель. Вскоре случилась новая беда: корабль «Сантьяго», посланный на разведку, разбился о скалы. Экипаж его разместился на оставшихся четырех судах.

Весной корабли тронулись в путь и в октябре вошли в неизвестный длинный пролив, позже названный именем Магеллана. Более месяца эскадра блуждала в этом проливе и его многочисленных ответвлениях. Когда корабли огибали южную оконечность Америки, то по ночам моряки видели на юге огни костров на островах. Магеллан назвал этот архипелаг островов Огненной Землей. Тем временем новый капитан корабля «Сан-Антонио», воспользовавшись случаем, дезертировал и увел корабль в Испанию. Там он оклеветал Магеллана, обвинив его в измене правительству.

28 ноября 1520 г. три корабля Магеллана, наконец обогнув с юга Америку, вышли в неизвестный океан — часть его была ранее названа Бальбоа «Южным морем». Почти четыре месяца корабли Магеллана шли по океану на запад. Плавание было очень трудным. Запасы продуктов кончались.

«Сухари, которыми мы питались,— писал в дневнике участник экспедиции Антонио Пи-гафетта,— превратились в пыль, смешанную с червями, загаженную крысами и издававшую поэтому невыносимое зловоние. Мы пили гнилую воду, также издававшую зловоние… Мы ели кожи, которыми покрывают реи, чтобы веревки не перетирались деревом. Эти кожи так затвердели, что их приходилось размачивать в морской воде четыре-пять дней; затем мы пекли их на угольях и ели. Часто мы питались древесными опилками, и даже крысы, столь противные человеку, сделались таким изысканным блюдом, что за них платили по полдуката золотом за штуку».

Почти весь экипаж болел цингой. Многие умерли. За все время плавания с кораблей видели только два необитаемых острова.

Наконец, в марте 1521 г. показались три острова (из группы Марианских о-вов), которые Магеллан назвал Воровскими, потому что жители, приехав в своих лодках на корабли, похитили у мореплавателей много вещей и даже одну лодку.

Экспедиция отправилась дальше и вскоре подошла к Филиппинским о-вам. Напугав правителя о-ва Себу мощью своего оружия, Магеллан заставил его подчиниться испанскому королю. Затем Магеллан вмешался в войну между островитянами и был убит у о-ва Мактан.

После его гибели командиром экспедиции был избран Барбоза. Перед отплытием кораблей правитель о-ва Себу, пригласив часть экипажа на прощальный пир, вероломно напал на гостей и умертвил 27 человек; среди погибших были Барбоза и астроном экспедиции Сан-Мартин.

В составе экспедиции осталось менее 120 человек. Их не хватало для обслуживания трех кораблей, я поэтому решили один корабль сжечь. Выбор пал на «Консепсион».

Новым начальником экспедиции избрали Карвальо, но вскоре он был смещен, а адмиралом стал Эспиноса.

Четыре месяца корабли блуждали между островами Малайского архипелага, разыскивая сказочные острова пряностей. Наконец, мореплаватели подошли к о-ву Тидор в группе Молуккских о-вов. Закупив много гвоздики, мускатного ореха и других пряностей, команда решила, что корабль «Тринидад» вернется в Испанию через Тихий океан, а «Виктория» пойдет дальше на запад через Индийский океан, в обход Африки.

Это решение моряков было вызвано, вероятно, опасением попасть в плен к португальцам, захватившим берега Индии и часть островов.

Корабль «Тринидад», не встретив попутных ветров, дующих на восток, в направлении к Америке, полгода блуждал по Тихому океану и вынужден был возвратиться к Молуккским о-вам, где португальцы захватили в плен весь экипаж. Почти все члены его погибли в португальском плену в Индии.

Из всей экспедиции Магеллана до Испании добралось с большими потерями лишь одно судно «Виктория».

Капитан корабля испанец Эль-Кано вел корабль вдали от берегов, в южной части Индийского океана, чтобы избежать встречи с португальским флотом. На корабле было 47 членов экипажа и 13 малайцев, захваченных в плен с разных островов Индонезии. В мае 1522 г., когда «Виктория» подошла к мысу Доброй Надежды п обогнула его, в живых оставалось всего 30 испанцев.

Когда кончились запасы пресной воды, то Эль-Кано был вынужден подойти к о-вам Зеленого Мыса, где португальцы захватили в плен еще 13 членов экипажа «Виктории».

6 сентября 1522 г. «Виктория» возвратилась в Европу и вошла в устье Гвадалквивира, имея на борту лишь 17 испанцев, оставшихся из команды в 265 человек.

Так закончилось беспримерное для того времени первое кругосветное плавание, продолжавшееся три года. Все путешествие подробно описал его участник Антонио Пига-фетта, который вел дневник.

Для науки это путешествие имело очень большое значение. Было доказано, что материк «Новый свет» (Южная Америка) на юге действительно «выклинивается». Открытий пролив, отделяющий от Южной Америки большой остров — Огненную Землю, получил имя Магеллана. Это было первое плавание европейцев по Тихому океану и по существу — открытие с востока самого большого на Земле океана. Магеллан назвал его Тихим океаном.

Впервые обойдя вокруг земного шара, экспедиция доказала своим плаванием, что Земля действительно имеет форму шара.

Первые кругосветные мореплаватели доставили в Испанию на одном корабле столько пряностей, что продажа их полностью окупила все расходы по снаряжению этой героической экспедиции.

Уцелевшие участники экспедиции, которые претерпели столько лишений и страданий, казалось, заслуживали высокой награды. Но вместо этого церковники обвинили их в тяжелом грехе — нарушении праздников и постов — и заставили унизительно каяться в соборе.

В конце Сретенки, на обширной площади, образовавшейся на месте снесенного Земляного вала, стояло многоярусное здание с широкими галереями, увенчанное четырехугольной вышкой. Здание называлось «Сухарева башня». Из этого здания по пустынной площади разносилось звонкое разноголосье. На широких крытых галереях и лестницах постоянно можно было видеть толпу мальчиков и юношей, одетых в самые разнообразные костюмы — от бархатного кафтана французского покроя до домотканых сермяжных рубах и порток.

В погожий осенний день 1708 года в сумрачном гулком классе, вызывая любопытство учеников, появился здоровенный детина в потасканном зеленом кафтане, тесно облегавшем его могучий стан. Ему указано было место на лавке рядом с маленьким остролицым пареньком, не без опасения глядевшим на своего соседа.

В навигацкой школе в одном и том же классе не редкость было увидеть рядом на скамье 10—12-летнего мальчика и юношу с пробивающимися усами. Но при всем этом молодой Соймонов казался уж слишком великовозрастным. В описываемое время ему было 26 лет. Здоровенные кулаки и широкие плечи новичка внушали невольное почтение самым бойким шалунам, и Соймонова не дразнили. К тому же молодой человек был серьезен, добр и прилежен. Он уже знал латинский язык и начатки математики.

Сухарева башня, где помещалась «Школа математических и навигацких наук». (Со старинной гравюры.)

Федор Иванович Соймонов был из бедной многодетной семьи.

Он пошел учиться с горячим желанием быть полезным отечеству.

Петр I, выводя Россию в первые ряды мировых держав, испытывал недостаток в энергичных, образованных помощниках. Широкое поле деятельности открывалось перед молодым человеком — стоило только приложить старания, чтобы постичь нелегкую навигацкую науку. Упорства, старательности и способностей Соймонову было не занимать стать, и учение шло успешно.

В 1712 году вместе с несколькими товарищами Соймонов был отправлен в Голландию, для того чтобы в голландском флоте на практике усовершенствовать теоретически изученное мореплавание.

Ф. И. Соймонов. (Со старинного портрета.)

Никогда не видавший моря «навигатор» быстро освоился в совершенно непривычных для него условиях. Вначале он служил простым матросом. Силой, ловкостью и бесстрашием Соймонов заслужил общее уважение товарищей — бывалых голландских моряков. Он тщательно изучал устройство корабля и способы управления им, участвовал в нескольких морских походах, дальних плаваниях, побывал в портах Пиренейского полуострова, испытал силу океанских штормов и знаменитых бурь Бискайского залива. Дважды он плавал вокруг Скандинавии.

В январе 1716 года вернувшийся на родину молодой моряк получил чин мичмана и был назначен на корабль «Ингерманланд, который ходил под вице-адмиральским флагом самого Петра. Петр I, быстро и тонко разбиравшийся в людях, заметил способности мичмана и запомнил его. Соймонов увидел, что, пока он за границей набирался знаний и опыта, на родине времени даром не теряли. Здесь научились не только строить хорошие корабли, но и успели одержать крупные победы на море. На кораблях русские офицеры начинали заменять иноземцев. Оказалось, что архангелогородцы, новгородцы могли нисколько не хуже прославленных моряков — англичан и голландцев — ходить по морю и управляться со сложной корабельной премудростью. Все это радостно было видеть молодому офицеру. Но не только практика, командование и управление кораблем увлекали мичмана — его привлекала и чисто научная сторона мореплавания.

В 1717 и 1718 годах Соймонов участвовал в картографической съемке Балтийского моря. Научная работа увлекла молодого офицера, и он посвящал ей все свое время. Он становился хорошим знатоком Балтики (еще далеко не достаточно исследованной в то время), но в судьбе его готовился резкий поворот.

Открывая для России морские пути на запад через Балтику, Петр не оставлял без внимания и положение России на Востоке. Уже издавна, через Астрахань и Казань, между Россией и странами Азии — в первую очередь Персией, Бухарой, Хивой — существовали торговые связи. Россия твердо обосновалась на севере Каспия. Но при всем том география этого моря была очень неясна. Существовавшие в то время карты (Олеария, Витсена, Ремезова, Мейера) совершенно неправильно показывали конфигурацию этого внутреннего моря. Начиная со второго десятилетия XVIII века Петр I стал все живее интересоваться прикаспийскими странами. Он мечтал о свободных торговых путях в Индию.

В 1715—1718 годах русские офицеры Кожин, Урусов и Бекович-Черкасский занимались съемками северо-восточных берегов Каспия. Они основали здесь две русские крепости—Александровск и Красноводск.

Обстоятельства требовали от Петра пристального внимания к этому краю. Грузия и Армения просили покровительства и защиты от грабительства Персии и Турции. Обширная русская торговля в этих краях все время была под угрозой из-за непрестанных междоусобиц в прилегающих к Каспию странах. О самих прикаспийских странах, об их географии тогда было мало чти известно. И вот Петр I дает новое ответственейшее задание Соймонову и Ван-Вердену— поручает им описать еще не исследованные запад и юго-запад Каспийского моря и составить общую сводную карту этого моря на основе съемок своих предшественников Бековича-Черкасского, Кожина и Урусова. При этом назначении Соймонов был произведен в лейтенанты. Весной 1719 года оба офицера были уже в Астрахани. К ним присоединились лейтенант Урусов, унтер-лейтенант Дорошенко, Золотарев и 80 матросов и солдат.

Корабль времен Петра I. На таком корабле плавал в Балтике Ф. И. Соймонов.

Карта Каспийского моря, доставленная Ф. И. Соймоновым.

Еще зимой Урусов построил здесь три мореходных судна. Они назывались «Св. Екатерина», «Св. Александр» и «Астрахань». Соймонов, Ван-Верден и Урусов приняли командование этими судами и вышли в море.

В течение двух лег продолжалось плавание русской эскадры. По зимам офицеры занимались в Астрахани обработкой собранных летом описей и вычерчиванием общей карты. Эту карту, на которой Каспийское море впервые приобрело правильные очертания и пропорции, лейтенант Соймонов повез в Петербург, царю Петру, который поднес ее в дар Парижской Академии наук. В результате трудов русских морских офицеров ученый мир Западной Европы впервые имел возможность ознакомиться с действительными размерами и правильными очертаниями величайшего на земле внутреннего моря.

Соймонов участвовал в Персидском походе Петра I. Как человек, изучивший край, он постоянно находился при царе или выполнял ответственные поручения.

Участвовал в сражениях, командовал эскадрами, перевозившими войска, в штурме и взятии Баку.

Кипучая и разносторонняя деятельность не помешала Соймонову вести записки и делать научные наблюдения.

Свою исследовательскую работу на Каспии Федор Иванович продолжал и после окончания войны. Только наездами бывал он в Москве и Петербурге.

Морской компас XVIII века.

Интересы исследователя были обширны и разносторонне, а наблюдения вдумчивы и точны. Целый ряд географических координат, определенных Соймоновым более 200 лет назад несовершенными инструментами, почти в точности совпадает с современными данными, а наблюдения над уровнем Каспия (который, как известно, подвержен большим колебаниям) имеют немалую ценность и для науки нашего времени. Результатом незаурядных трудов Соймонова явился выпущенный в 1731 году Адмиралтейств-коллегией атлас карт Каспийского моря на восьми листах с текстом описательного характера и обширный труд — «Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний».

В своих работах Соймонов предстает перед нами как исследователь, впервые со всей возможной для его эпохи научной полнотой описавший обширные, почти неведомые европейскому ученому миру территории.

С 1719 года губернатором Астрахани был выдающийся деятель Артемий Волынский. Соймонов завязал с ним дружеские связи.

В 1727 году Соймонов был снова переведен в Балтийский флот.

В начале 30-х годов XVIII века, в царствование Анны Иоанновны, была предпринята попытка возродить русский флот, пришедший в упадок после смерти Петра I. Соймонов, назначенный обер-штер-кригс-комиссаром, принимал в переустройстве флота деятельное участие. Занимаясь вопросами практическими, не оставлял он при этом и своей научной деятельности.

В 1738 году он издал атлас Балтийского моря, исправленный и дополненный им на основании новейших исследований, в том числе и его собственных. Между тем над его головой собирались тучи. В царствование Анны Иоанновны немцы — Бирон, Левенвольд. Миних и другие — захватили фактическую власть. Они правили Россией в своих интересах, грубо попирая национальное достоинство приютившего их народа. Среди русских деятелей той поры возникла оппозиция узурпаторам. Главой ее был Артемий Волынский — в то время кабинет-министр. Анна Иоанновна выказывала ему уважение, прислушивалась к его советам. Это заставило Волынского предполагать, что он будет в силах противодействовать козням немецких фаворитов царицы, но Бирон, самый влиятельный из них, давно уже опасался возрастающего влияния Волынского и принял свои «меры». Весной 1740 года Волынский и его друзья и соратники — конфиденты, как их называли в то время, — были арестованы и в угоду Бирону обвинены в «государственных преступлениях». Среди них был и Соймонов, После жестоких пыток их приговорили к смертной казни. Но смертный приговор остался в силе только для Волынского, Еропкина и Хрущева. Остальные были «помилованы», Им назначался кому кнут, кому урезание языка, а затем вечная каторга на далеких окраинах Сибири.

Очертания Каспийского моря по картам: Ортелия (1571); Массы (1633); Идеса (1704); Соймонова (1720) и по современной карте (1947, справа внизу).

Утром 27 июня 1740 года началась экзекуция. Волынскому, «урезав язык», отрубили правую руку, затем голову. Отрубили головы Еропкину и Хрущеву. Соймонов, которому в то время было уже 58 лет, мужественно перенес варварское наказание кнутом. Железный организм старого моряка выдержал и путешествие в цепях по этапу через всю Сибирь в Охотск, и каторжную работу на соляных варницах Охотска. На берегу сурового Охотского моря, в кандалах и в рубище, надрываясь в непосильном труде, как дальний светлый сон, вспоминал Соймонов свои былые походы, солнечный Каспий, дружественное обхождение Петра I. Жизнь казалась тогда бесконечной, яркой, привлекательной, а сейчас впереди вечная каторга и смерть от истощения где-нибудь в углу темного, зловонного острога. Но в жизни опального моряка наступила новая перемена.

Дочь Петра I — Елизавета вскоре после своего восшествия на престол указом от 14 марта 1742 года простила Соймонова. Офицер, посланный за ним в Охотск, долго не мог его найти, потому что приговоренные к каторжным работам при императрице Анне Иоанновне посылались «без означения места и прозывались по имени отца, лишаясь права именоваться по фамилии». Когда же Соймонова нашли, была проведена церемония прощения. Его «прикрыли знаменем» и вернули шпагу. Этим с него снимался «позор» наказания кнутом и пребывания на каторге. Жить Соймонов. однако, остался в Охотске.

Прошло более десяти лет. В 1753 году губернатор Сибири Мятлев поручил Соймонову построить в Нерчинске бот и исследовать путь к морю по Амуру.

Еще в 20-х годах в Казани Соймонов говорил с Петром I о необходимости отыскать более удобный путь в Тихий океан. Царь отвечал, что знает об этом и сам, да сейчас-де не время…

Есть основания полагать, что поручение Мятлева было подсказано самим Соймоновым. Так или иначе, но была создана «секретная экспедиция», и старый моряк с молодым пылом приступил к делу. Он основал навигацкую школу в Иркутске, исследовал Байкал, основал навигацкую школу в Нерчинске. Здесь должны были готовить моряков и геодезистов для далеких сибирских земель. Учителей в Нерчинске удалось найти не сразу, их выписали из Москвы, и долгое время Соймонов, занимаясь вопросами экспедиции, сам учил школьников в Нерчинске.

На берегу Охотского моря. (С гравюры Х/Х века.)

Экспедиция прекратила свою работу в 1757 году.

План исследования Амура полностью осуществить не удалось по целому ряду причин, но, тем не менее Соймонов составил опись и карты фарватеров Шилки и Аргуни, описал также и часть Амура и берега этих рек с большой точностью.

В 1757 год царица Елизавета Петровна назначила Соймонова губернатором Сибири. Федору Ивановичу было в то время уже 75 лет. Позади была большая и трудная, полная опасностей, подвигов и лишений жизнь, тяжкие истязания, каторга. Но испытания не сломили ни физических, ни духовных сил могучего человека. Ревностно и жадно взялся за работу ветеран петровской школы. Честность и ум его надолго остались в памяти сибиряков.

Соймонов вставал в четыре часа утра и после легкого завтрака тут же принимался за работу. Энергия его была безгранична. Он заботился о торговле и промышленности, искоренял взяточничество, интересовался состоянием навигацких школ в Иркутске и Охотске, составлял проекты укрепления русского мореплавания на Тихом океане, поощрял землепроходцев. Его гуманность, необычная для той эпохи, отмечалась современниками.

В 1763 году Соймонов был переведен в Москву и назначен сенатором. Екатерина прислушивалась к советам Соймонова, особенно в вопросах мореплавания.

В 1766 году, глубоким старцем, он был уволен в отставку и еще 14 лет прожил в своем имении близ Серпухова.

Умер он в 1780 году 98 лет от роду.

Жизнь Соймонова отдана была служению родине. Биография его мало изучена, а между тем Федор Иванович Соймонов был одним из самых выдающихся людей XVIII века. Это был путешественник и писатель, ученый и администратор, воин и мореплаватель.

Северные окраины Европы, Азии и Америки занимает тундра. В Южном полушарии она встречается только на некоторых антарктических островах.

Наиболее распространенные почвы тундры — болотные, с небольшим торфянистым слоем. В лесотундре —болотно-подзолистые, приближающиеся к почвам северной части таежной зоны.

В образовании почв, как и всего природного облика тундры, огромное значение имеет вечная мерзлота.

Вечной мерзлотой называют слой грунта, который постоянно в течение тысячелетий остается промерзшим и оттаивает на небольшую глубину только на короткий летний период.

Слой вечной мерзлоты, не оттаивающий летом, залегает в тундре на небольшой глубине: иногда 10—20 см, чаще 30—40 см ж в отдельных случаях — на глубине метра.

Толщина мерзлотного слоя, или мощность вечной мерзлоты, разнообразна. Чаще всего она измеряется метрами, но в отдельных случаях доходит до десятков и сотен метров.

Слой вечной мерзлоты водонепроницаем, он задерживает на себе воду оттаивающего летом верхнего слоя почвы и летних атмосферных осадков. Поэтому почва здесь постоянно переувлажнена, а близко расположенная мерзлота сильно охлаждает ее в течение всего летнего периода.

В тундре короткое, прохладное, большей частью пасмурное лето и очень длинная, ветреная и морозная зима.

В условиях сурового климата и влажной, никогда не просыхающей холодной почвы в тундре растут самые неприхотливые растения— различные мхи и лишайники.

Они пестрым мягким ковром покрывают тундру. Среди мхов встречаются кустарники карликовой ивы и березы.

Деревья появляются лишь в южной полосе — лесотундре — и проникают на север по долинам рек, где ветры не так жестоки и мерзлота залегает не так близко к поверхности.

Осушенные, хорошо обработанные и удобренные тундровые почвы дают высокие урожаи овощей и кормовых трав.

В годы Советской власти в тундре появились промышленные предприятия, возникли города и поселки, вокруг которых стали разводить огороды и сеять кормовые травы. Появились колхозы и совхозы, которые получают хорошие урожаи ячменя, овса, капусты, картофеля и других огородных культур.