Партию чернолинейных лепоринов мы получили в 1983 году из Швеции. В природе они населяют поросшие тростником берега Амазонки и прибрежье Гвианы. Основа питания лепоринов — листья и семена водных растений; корма животного происхождения составляют не более 30 %. В аквариумных условиях, кроме молодых побегов шпината, салата, одуванчика и крапивы, рыбам дают в качестве прикорма .мучных червей, крупных мотылей, измельченное мясо моллюсков, креветок и др.

Созревают чернополосые лепорины в 2,5-3 года. Длина взрослых особей 15- 18 см (максимальная-25). Самки заметно крупнее и полнее самцов, горловые складки у них окрашены в оранжево-красный цвет. Непосредственно перед нерестом у производителей появляются анальные папиллы. Предварительно для большей надежности лепоринов обрабатывают гипофизарной суспензией карпа, леща или вьюна (можно смесью гипофизов) — 3-5 мг на одну особь. Самок инъецируют дважды, с интервалом 6-8 часов, самцов — однократно, при повторной обработке самок. Лучше, если на самку приходится 2-3 самца.

Следует учитывать, что самцы при отлове проявляют особую нервозность — в одно мгновение они могут выскочить из неплотно прикрытого аквариума. В моей практике был случай, когда один не в меру ретивый самец вылетел из аквариума, словно выпущенная из катапульты торпеда, и спланировал с двухметровой высоты на кафельный пол. Для многих рыб такой «пируэт» означал бы верную гибель. Но лепорины (позже такая же история произошла с полосатым лепорином) зачастую отделываются лишь мелкими ссадинами и временным отказом от нереста.

Лепорин чернополосый (Leporinus nigrotaeniatus)

Производителей помещают на нерест с вечера в аквариум от 300 литров. Спустя сутки поутру начинаются брачные церемонии. Сначала самка гоняет самцов, покусывая их за плавники, но скоро роли меняются, и уже самцы прижимают самку к субстрату (веник из ивовых корешков, синтетическая пряжа и др.) и резкими ударами выбивают из нее икру. За один прием самка выметывает несколько сотен зеленовато-желтых икринок, которые облачком опускаются на дно. В течение двух часов оплодотворенная икра набухает (диаметр до 2,5 мм). Средняя плодовитость чернолинейного лепорина колеблется в пределах 3-5 тысяч икринок (у полосатого — 15-30 тысяч).

Во избежание гибели всей икры сразу после нереста воду полностью меняют на чистую, такого же химического состава (жесткость 5-8°, рН 6,2-6,8) и температуры (27- 29°). Несколько точек аэрации обеспечивают насыщение воды в нерестовике кислородом, а метиленовая синь предотвращает грибковые поражения и возможные нитратные токсикозы.

Через 40-60 часов выклевываются личинки, которые после рассасывания желточного мешка с жадностью набрасываются на микропланктон (коловратки, науплии циклопа и т.д.). Особую опасность при разведении лепоринов представляет массовая водянка у неокрепшей молоди. В подобной ситуации помогают активная фильтрация воды и постоянный контроль ее качества.

Следует помнить, что у всех лепоринов нерест сезонный и от них нельзя получить более двух-трех пометов за год.

При соблюдении оптимального режима содержания и кормления лепорины живут в неволе 10-15 лет.

Литература: «Аквариумист (аквариумы и террариумы)». ВО «Агропромиздат», 1991. Выпуск 1.

Калуга — гигантская рыба древнего происхождения. Очень своеобразна внешним видом и образом жизни. Типичный хищник. Долгожитель: созревает к 14-18 годам при полутораметровой длине. К старости в 60-80 лет вырастает до 4-5 метров, достигая веса в тонну и более. Обитает в бассейне р. Амур, преимущественно в его низовьях и лимане.

С этой невероятно громадной рыбой я познакомился в детстве и всю жизнь ее помню, хотя не видел достаточно больших особей уже лет тридцать. При удобном случае читал о калугах все, что удавалось достать, но то ли очень мало, как мне казалось, о них было написано, то ли не мог найти соответствующие, труды…

Мне частенько думалось: «Странно, как часто мы слышим о царь-дереве кедре, о царе зверей тигре, о царь-птице орле, а вот царица-рыба калуга остается как бы в тумане. О щуке, сазане или соме написано в десятки раз больше, а что они значат рядом с первобытным, причудливой формы гигантом, пришедшим к нам вроде некоего ихтиозавра из немыслимых далей земной истории!..»

…Двенадцатилетним пацаном — как давно это было! — я плыл на легкой оморочке по широким разливам июньского половодья реки моего детства Тунгуски, что впадает в Амур в нескольких километрах ниже Хабаровска. Было тихо и жарко, с полуденного неба неистово шпарило солнце. Иногда его прикрывали облака, и тогда становилось удивительно приятно: жара сменялась заметной прохладой — и оттого, что солнце скрывалось, и потому, что тут же начинал тянуть легкими порывами ветерок. Воду рябило, нежно-зеленые верхушки торчащих из вод трав покачивало, а листья тальников показывали свои серебряные изнанки и начинали о чем-то шептаться, тоже радуясь живительным дуновениям.

Я смотрел на все это буйство лета и думал, где бы еще порыбачить. В оморочке тихо серебрились около двух десятков карасей, желтела дюжина косаток, пара сомов, щука, но мне так хотелось выудить сазана… Этак килограммов на десять, каких часто и запросто лавливал мой отец, а иногда и мне уже удавалось снимать с крючка. Когда я сплыл с речного разлива на темное глубоководье, в дно оморочки ни с того ни с сего глухо и сильно ударило, и она подпрыгнула, по обеим ее сторонам поднялись огромные сверкающие пласты воды, а я растопырил руки и ноги в «свободном полете» за борт.

Сначала я скорее не испугался, а удивился: что это? И не зажмуривал глаза при падении в воду, чтобы все увидеть. Увидел, понял — навсегда запомнил. Будто сфотографировал в памяти.

Оморочка неожиданно наплыла на гревшуюся под солнцем или просто зачем-то всплывшую со дна одну из тех громадных рыбин, какие водятся лишь в бассейне Амура. Это была калуга. На той фотографии памяти я и сейчас вижу за переворачивающейся оморочкой мощную лопасть загребающего воду растопыренного хвоста, а рядом с собой — большущую острорылую рыбью голову. И тут страшно стало.

С калугами я к тому времени уже встречался неоднократно разглядывал их на тонях рыбозавода и видел таких, что величиною с большое бревно. Примостишься на спину уснувшей — и словно верхом на коне. Только на голую спину садиться было неудобно: груба, шершава и колюча. При мне как-то из калужьего желудка выпотрошили с полмешка рыбы, среди которой были крупные сазаны, сомы и даже щуки. И даже колючие косатки.

Однажды рыбаки расправили и вытянули в трубу, напоминающую своеобразные меха, рот лежащей на боку небольшой калуги и смеются: «А ну-ка, Серега, попробуй, — влезешь?» Голову и плечи я просунул в ту беззубую, но страшную пасть свободно…

Все это в те секунды, когда я вылетел из оморочки, завспыхивало светлячковыми мгновениями памяти, и, окунувшись с головой в воду, я захлебнулся запоздалым страхом. Ухватился за опрокинутую кверху дном оморочку, ногами сучу и кажется мне, что вот-вот утянет меня этот водяной в свое царство и проглотит. А больше ничего не помню — даже как вычерпывал воду из оморочки и подгребал к далекому берегу и когда вернулся в отчий дом. Странны свойства нашей памяти…

Калуга (Huso dauricus)

«Сабанеевских» рыб в те годы я уже знал, но не упоминалось в книге Сабанеева о калуге ни словом. Определенный интерес представляло описание ее очень близкой родственницы белуги — царицы бассейна Каспия, но ей было отпущено страниц в 5-7 раз меньше, чем каким-то плотве или голавлю. Правда, Л. П. Сабанеев написал книгу о речных и озерных рыбах, а белуга живет в основном в море, в реки же заходит нереститься. Однако в них-то она пребывает подолгу, потому что неспешно путешествует по пресноводью на многие тысячи километров туда и обратно, да еще и зимует в глубоких речных ямах. Но ведь и лосось-семга «разрывается» между морем и речкой, а как внимательно она обрисована в той книге.

Нет, не удовлетворил уважаемый Леонид Павлович мой интерес к царице-рыбе. Но уже хорошо и то, что узнал я из тех страниц о белуге, что она «достигает длины нескольких сажен и веса до 70, даже 80, а в прежние времена и 100 пудов».

У нашего школьного врача Парыгина была оригинальная библиотека, почти целиком состоящая из толстых старинных книг в прочных темных, тисненных по коже золотом переплетах, и был среди них трехтомник знаменитой «Жизни животных» Брема. О калуге в ней тоже не оказалось и слова, а о белуге… несколько строчек. Заинтересовавшись моими поисками, добрый доктор принес мне из поселковой библиотеки новехонький полупудовый том «Жизни животных по Брему». Амурской царицы и в нем не оказалось, а белуга «прописалась» на полутора страничках с картинкой. «Образ жизни этой рыбы почти не известен». И еще запомнилось: какой-то путешественник (называлась фамилия) в 1730 году видел-де белугу в 18,5 метра, а близ Астрахани в 1922 году выловили великаншу в 1230 килограммов.

И лишь много лет спустя посчастливилось мне познакомиться с мудрым и многоопытным амурским ихтиологом Михаилом Лукичом Крыхтиным. Дал он мне толстый старинный фолиант и сказал: «Солдатов о калуге и осетре эту книгу написал еще в 1915 году». Открыл я титульный лист и прочел: «В. К. Солдатов. Материалы к познанию русского рыболовства. Исследования осетровых Амура. Санкт-Петербург». Быстро пролистал: великолепная плотная бумага, прекрасно отпечатанные фотографии, масса содержательных таблиц.

Конечно же, я эту книгу «проглотил» в три дня и так много узнал и о калуге, и об осетре. Но еще больше об этих рыбах потом рассказывал мне Михаил Лукич. Меня немного смутило почти единодушное утверждение ихтиологов и ученых о том, что в отличие от белуги это строго речной вид, живущий только в бассейне Амура и за пределы его лимана да близлежащих опресненных вод Татарского пролива в море не выходящий. Но упорно помнится мне рассказ одного моего друга.

Плавали они в районе Шантарских островов. В 1956 году. Осенью. И заметили старую плавучую мину. Ну, что делается в таких случаях ясно. Короче говоря, через некоторое время мина была взорвана. Всплыло много оглушенной рыбы, которую грех было не собрать.

Среди непредвиденного улова оказались две метровые и одна полутораметровая калуги. Та, которая побольше, весила около 20 килограммов… И хотя мой друг был не только заядлым, но еще и грамотным рыболовом, я весьма усомнился в достоверности услышанного и с пристрастием расспросил о внешности этих рыб, но все вроде бы говорило о том, что были то калуги, а не сахалинские осетры, в морях обычные.

Бывает, запоздалые высокие осенние паводки сильно опресняют южную часть лимана и прилежащие к нему воды Татарского пролива, и калуга туда выходит погулять. А потом вдруг ударит свирепый ледяной шторм северо-восточных и северных румбов, нагонит и перемешает в лимане и проливе воду, и быстро станет она по-морскому соленой. Такое стремительное увеличение солености для калуги очень опасно. К тому же соленая вода остывает до минус 1-2 градусов, а это для рыбы губительно… Осенние штормы с густым снегопадом тоже приносят беды: наиболее пресные верхние слои лимана, в которых калуга ищет спасения от нагонной соленой воды, густеют снежным «салом», отчего ее жабры зашуговываются… Впервые такое бедствие русские промышленники наблюдали в 1900 году, последний раз — в 1983-м.

…И еще: иногда в многоводье в Татарский пролив и Сахалинский залив пресная вода из Амура как бы наплывает на более тяжелую соленую этакими озерами без берегов. Линзами. В них и калуга рискованно гуляет… Судьба царицы амурских рыб печальна, а все потому, что она велика, мясо ее изумительных пищевых достоинств, не говоря уже о всесветно известной икре, которой в иной особи бывает до 10-15 пудов. Отец рассказывал, что на его глазах из пятиметровой калуги вынули двадцать ведер икры. За икрянку в 40-50 пудов весом в дореволюционное время платили как за пару хороших коров.

Фото: http://fishpix.kahaku.go.jp/

Змееголов с головы он и в самом деле похож на змею. Теплолюбивый сильный хищник. Предпочитает хорошо прогреваемые тихие водоемы с илистым дном. Достигает 10 килограммов. Активен с мая по сентябрь. Икру откладывает летом в плавучие гнезда, изготовленные из травы и водорослей, бдительно сторожит ее и мальков. Способен усваивать кислород не только из воды, но и из атмосферного воздуха.

Нетускнеющим мгновением из страны детства стала моя неожиданная встреча со странным существом, пришедшим в Амур из теплой Южной Азии еще в ту пору, когда буйно зеленели здесь почти тропики, а могучая река совсем не знала ледового пленения…

Был разгар приамурского лета, горячий воздух настоялся духом свежескошенной травы, под взвизги кос на луговой низине день ото дня росли стога. Управившись со своими обязанностями на таборе покосчиков — накормив их обедом, помыв посуду и приготовив рыбу собственного улова для вечерней ухи, — я взял удочки и ушел на озеро.

Но не клевала рыба в ту знойную полуденную духоту, я наживил крючки лягушками, накупался в почти горячей, пропахшей илом воде и, спасаясь от докучливой мошкары да слепней, уплыл на бревенчатом плотике к середине озера. Растянулся вдоль бревна, подставив яростному солнцу костлявую спину, о чем-то задумался, заглядывая в высвеченную воду, поерошил листья и цветы кувшинок и незаметно уснул.

Проснулся под непонятно испуганный стук серднца; раскрыв глаза, но еще не поднимаясь, и не шевелясь, я увидел громадную зеленовато-черную змеиную голову со зловеще и пристально уставившуюся мне в лицо из воды с расстояния в какие-нибудь 30 сантиметров…

Более сорока лет прошло с того страшного мгновения, а как сейчас помню широкую уплощенную голову в панцире мелких, но ясно видимых чешуй-щитков, большой разрез хищной, желто окаймленной пасти, широко расставленные близко кпереди злые, круглые, с типично змеиным «выражением» зеленоватые глаза с темными зрачками и черные полосы от них кзади. Вдоль мощного овала панцирной, спины, резко наклоненной вглубь, тянулся длинный странный гребень, и было такое ощущение, будто в воду уходят нескончаемые метры змеиного тела…

Казалось, в следующее мгновение эта ужасная пасть выбросит метровый язык, потом разверзнется, легко смахнет меня с плота и отправит в утробу. Но лишь только вскочил я с пронзительным воплем, как вода у плота шумно взбурлила мощным водоворотом, и чудовище исчезло в озерной глубине.

Отдышался и успокоился лишь на берегу.

…Одно из удилищ гнулось и шлепало по воде, я выбросил попавшегося полуметрового змееголова в траву, а отцепляя крючок, вдруг поразился: голова — уменьшенная копия башки того водяного чудовища… И все понял я, пристыжено улыбнулся, потом обозлился и решил напугавшего меня вражину изловить.

Смастерил закидушку из десятка крепких больших крючков, наживил их ротонами да лягушками и поставил на кольях в том месте озера, где натерпелся страху. А через день змееголовое чудовище через руки моего отца оказалось в моих руках. И было в нем длины целый метр, а весу около 10 килограммов…

Вроде бы и не исполин, щук и сомов я к тому времени видел и побольше, а вовсе не пугали они меня. Змееголов же и на проволочном кукане волновал, я то и дело подходил к нему, и его змеиная голова почему-то возбуждала беспокойство. Взгляд мой притягивало и зеленовато-бурое, почти черное, тоже змеиного облика круглое тело в крупных расплывчатых пятнах, с желтовато-белым брюхом, крепкий панцирь чешуи опять же змеиного рисунка. Полная пасть больших острых зубов… И лишь мощные плавники да хвост успокаивали: все-таки это рыба.

Рыба, что и говорить, необычная! Солидная, сильная и стремительная.

Семейство змееголовых распространено в Южной Азии, в Китае и в тропической Африке. В нем два рода: африканские змееголовы и азиатские. Видами они тоже небогаты: всего их 25. В Советском Союзе единственный представитель семейства естественно живет лишь в южной части бассейна Амура, причем довольно много его в озере Ханка, реках Уссури, Сунгари, в южном прогибе Амура от Хабаровска до гор Малого Хингана, но гораздо меньше уже в районе Благовещенска и Комсомольска. А вообще эта рыба и здесь не относится к таким многочисленным, как, скажем, щука.

Его дом родной — неглубокие, хорошо прогреваемые, сильно заросшие стоячие пойменные водоемы преимущественно с илистым дном. Обычно это заливы, озера и старицы, окруженные поясами кочкарника, тростника, камыша, дикого риса, рогоза, вейника, осоки. По зеркалу воды — кувшинки, кубышки, чилим, водяная гречиха, ряска. Эта среда естественна в основном для ротана, гольянов, пескарей, синявок-горчаков и лягушек, а ими-то хищник преимущественно и питается. Словно приставлен к ним природой в роли пастуха, надзирателя — в общем, регулятора численности.

Хищник это смелый, агрессивный и прожорливый. Лишь в первые два года жизни в его желудок вместе с мальками попадают планктон и личинки насекомых. Позже он переходит на «рыбный стол», летом поедает также головастиков, но особенно любит лягушек. Свои владения .строго охраняет и прочих хищников гонит. Как-то довелось мне наблюдать в небольшом озере за схваткой насмерть вцепившихся, пасть в пасть, змееголова и щуки одинаков? внушительных размеров. Бурлили и взмучивали воду ожесточенно, то спинами мелькали, то брюхом кверху. Замирали, повиснув в толще воды, и вновь ожесточались. Сражались долго, а победил змееголов. Щука же, как известно, рыба сильная и ярая.

Но прожорливые змееголовые хищники в некоторых отношениях и ситуациях красивы и симпатичны. Мне приходилось наблюдать за ними с высоких точек — с крутого берега, с нависшего над водой большого дерева, со стога сена, поставленного у озера. И я всегда любовался этими рыбами: в высвеченной солнцем воде они плавали то до сонности неторопливо, едва пошевеливая плавниками, то замирали и в горизонтальных, и в наклонных, и даже вертикальных позах и вдруг стремглав бросались на добычу, бешено извиваясь всем длинным гибким телом. Настигая рыбку, они в последнее мгновение погони широко раскрывали пасть, и несчастная оказывалась в ней вместе с хлынувшей туда водой:

Однажды мне довелось видеть, как змееголов на мелководье сцапал сомика в половину своей длины, но ухватил его неудачно — поперек туловища. Умертвил-то он его быстро, да заглатывал долго и трудно: сом ведь головаст. Возился, чавкал, как своеобразными слезами обволакивался пузырьками воздуха. И все-таки он не проглотил того сомика полностью, а устало уплыл в глубины своей обители с торчащим изо рта хвостом.

Змееголов (Channa argus)

…Змееголовы в том озере, где я увидел великана, хорошо ловились на живца и лягушку, и с двух десятков расставленных вдоль берега вешал я снимал по 5-6 рыбин почти ежедневно. И как-то раз, обходя озеро, заметил я в нем такое, что стало открытием не только для меня, но и для косарей. На воде кто-то соорудил с десяток своеобразных плавучих гнезд небрежных кольцевых валиков из травы диаметром около метра. Я не обратил бы на эти зеленые, валики внимания, если, б не заметил возле них крупных, чем-то возбужденных рыб.

Внимательно, присмотревшись, через несколько минут я распознал в тех рыбах змееголовов, а спустя четверть часа пристального, наблюдения догадался, что они нерестятся. Но странное было то размножение. Я интересовался рыбьими гнездами несколько дней, тихо приближался к ним на лодке и удивлялся: в гнездах плавало множество крупных желтых икринок, снабженных увесистыми жировыми капельками, и в каждой можно было рассмотреть крошечное существо. Потом там вместо икринок оказались малюсенькие черные, головастикоподобные личинки, у них имелся желточный мешочек, образующий два выступа по бокам тельца, и все они покоились на нем под поверхностной пленкой и день, и два, и неделю. Все это время они быстро росли, спасительные же мешочки таяли.

Но самое для меня интересное оказалось в том, что гнезда с икрой, а парой дней спустя с народившимся потомством бдительно стерегли взрослые змееголовы. В камуфляжной окраске их в темной воде с зеленью рассмотреть было трудно, но выдавало их то, что они регулярно, минут через 10-15, приближались к самой поверхности воды и, тяжело, но сильно крутанув водоворот, снова скрывались в глубине. Иногда, правда, они всплывали очень тихо, вроде бы в желании заглянуть в свое гнездо сверху или обозреть округу, и тихо погружались в воду. Но странно: появление этих рыб сопровождалось своеобразным таким звуком вроде чавканья или бульканья, а потом со дна шел этакий бисер воздуха или солидный пузырь…

Мог ли я тогда знать, что у змееголова есть чудесный наджаберный орган, помогающий традиционным жабрам насыщать кровь атмосферным кислородом! И регулярно всплывали те рыбы потому, что была озерная вода теплой, как парное молоко, а стало быть, Кислородом сильно обедненной. А поднялся, захватил порцию свежего воздуха — и трать его экономно, живи в своем доме спокойно…

Уже будучи взрослым, узнал что кислород из атмосферного воздуха амурские оригиналы впитывают посредством расположенных в особой наджаберной полости парных пластинчатых отростков первой жаберной дуги, слизистая которых насыщена кровеносными сосудами. И еще: наджаберный орган имеет канальный выход на темя.

Благодаря этому «второму дыханию» змееголов способен по траве в ночной росе переползать из одного водоема в другой. Как угорь (не потому ли местные жители эту рыбу здесь угрём и называют?). По надобности, конечно, переползать: обмелела, скажем, вконец озерушка, где жили, или не стало в ней корма.

Кинул я как-то вечером пару змееголовов под стол табора и ушел к отцу. Вернулся через несколько минут — исчезла моя рыба. Туда-сюда забегал в поисках, а нашел их в 20 метрах на прямом пути к озеру.

Однажды поднялся я ни свет ни заря, залез на стог сена за забытой там рубахой, оглянулся и… насторожился: метрах в пятидесяти колыхалась трава. А утро занималось росистое, и на фоне седой зелени травы из обмелевшего озера к протоке тянулась сочная зелень странной тропки. И вот как раз в «голове» такой тропки осока и шевелилась. Спрыгнул, подбежал к тому месту и с торжествующим кличем поднял над головой протестующе трепещущего змееголова… А еще через несколько минут — еще двух точно таким образом замеченных. С высоты стога.

При температуре воздуха не выше 15 градусов в мокрой траве или во влажной тряпке змееголов живет 3- 4 дня, а когда холоднее — даже неделю!

Однако поговорим еще об уходе родителей (а точнее, отцов) за своим потомством. Когда гнезда опустели, я решил было, что благословили они свое наследие на самостоятельную жизнь. Но нет же! Вскоре нашел и ставших ярко и пестро разукрашенными «мальков», уже похожих не на головастиков, а на крошечных, словно аквариумных, рыбок, и около них — взрослых. На прогретом мелководье. Мальки суетились дружными плотными стайками.

…Проходил я как-то мимо обсохшего озера, из которого незадолго перед этим покосчики выбрали несколько мешков обреченной рыбы, а сопровождавшая меня собака забежала на ровную гладь оголенного озерного ложа, стала принюхиваться и в том месте, где ил был еще сыроват, принялась его разрывать, азартно поскуливая. Знал я, что такие обсыхания способны переживать, глубоко зарываясь в ил, ротаны и вьюны, и подумал, что их зачуял пес. Стал ради интереса помогать ему палкой. И вытащили мы из ила… трех змееголовов да дюжину вьюнов. Были они укутаны в толстый слой слизи, рот и жаберные крышки плотно закрыты. Признаков жизни — никаких. Но снес я этих рыб к воде, отмыл, посадил в садок. И вскоре они вышли из оцепенения, стали шевелить жабрами, потом затаивались и наконец заплавали.

Случилось мне как-то вылавливать руками из вконец обмелевшего озера рыбу, и один крупный змееголов на моих глазах, спасаясь от меня, ловко и проворно зарылся в ил. Знать, хорошо умеет эта рыба и норы рыть? Да, умеет. Мне несколько раз приходилось вытаскивать солидных амурских «угрей» за жабры из таких нор, устроенных в обрывистых глинистых берегах. Были они узкими, длинными, с глянцево отшлифованными уплотненными стенками. Только не смог подсмотреть, как они в те норы забираются: если головой вперед, го как потом разворачиваются в их узкости, а если задним ходом — способны ли на это? Из нор-то те, которых я поймал, выглядывали…

Мальки змееголова растут очень быстро: к осени вымахивают до полутора десятков сантиметров, в годовалом возрасте в них уже от 22 до 25 сантиметров, а еще через год их тела превышают треть метра при весе около килограмма, и становятся они взрослыми. Пройдет еще несколько лет, и они удвоят длину своего очень мускулистого туловища, набрав 6-7 килограммов… Поймать такого — большая удача: уже с 4-килограммовым можно участвовать в краевом конкурсе на самую крупную рыбу года.

В детстве я ловил змееголовов обычно с помощью вешал. Что это такое — вешала? Их иногда называют и тычками. Примерно полутораметровый крепкий и гибкий прут надежно втыкается в берег наклонно к воде таким образом, чтобы крючок на короткой леске опускался в воду на десяток сантиметров. Наживленная на него лягушка или рыбка суетится, булькает… Хищник ее зачуивает издали, а берет смело.

Тут главное — выбрать место для вешал: в узкостях, неподалеку от глубоких закоряженных ям, затопленной травы или кочки… Сома на эти снасти тоже удобно ловить и щуку. А мясо змееголова розовато-белое, вкусное. И потому на Корейском полуострове и в Китае его давно выращивают в прудах.

В нашей стране змееголова непреднамеренно акклиматизировали (на свою голову, надо сказать) на Урале, Кубани. В среднеазиатских республиках он освоил не только Амударью и Сырдарью, но и обжил озера, оросительные каналы и арыки. Чем спокойнее и сильнее прогревается водоем, тем увереннее заселяет его змееголов. Даже если его вода и грязна! И даже если временами пересыхает! Живучестью и неприхотливостью эта рыба намного превосходит карася и сазана, и ровней ей, пожалуй, будет лишь ротан-головешка, с которым она живет бок о бок миллионы лет, образуя классическую пару хищник — жертва. У себя на родине образует. А в местах акклиматизации стал этот ярый амурский «угорь» бичом для тамошних рыб, и для рыбаков, и для рыбоводства.

Литература: Сергей Петрович Кучеренко «Рыбы у себя дома». Хабаровск, 1988

Двенадцатиперстная кишка (duodenum) — передний отдел средней кишки. Она начинается около пилорической железы, идет вниз до середины полости тела и, загибаясь вверх, дает восходящую петлю, которая поднимается до уровня нижнего края правой доли печени или даже до пилорической железы, снова поворачивает налево и переходит в расширенную часть — спиральную кишку.

Вскрывают продольным разрезом стенку кишечника, рассматривают строение внутренних стенок. Они покрыты слизистой оболочкой, имеющей своеобразную структуру, из-за наличия углубленных ячеек. Отверстие пилорической железы лежит рядом со сфинктером пилорического желудка. Тут же впадает желчный проток (ductus choledochus) желчного пузыря.

Селезенка (lien,) у осетровых рыб — большой железистый орган V-образной формы, огибающий справа и слева петлю двенадцатиперстной кишки и подстилающий ее, что можно видеть, приподняв кишку. Начинается селезенка отдельной долей, примыкающей к пилорической железе, и далее переходит в удлиненную долю, которая образует внизу выступ в форме клина. Затем она поднимается по восходящей петле до края правой доли печени, где уже с правой стороны, под нижней долей печени, образует отдельную треугольную долю, называемую добавочной долей селезенки. Эта добавочная доля прилегает непосредственно к печени и поджелудочной железе, так что границу между ними можно определить лишь по цвету желез. У осетра добавочная доля достигает значительных размеров. Если отвернуть петлю двенадцатиперстной кишки, то можно увидеть, что селезенка, располагающаяся под ней, имеет Z-образную форму и подстилает кишку справа и слева.

Поджелудочная железа (pancreas) у осетровых рыб вместе с Жаровыми скоплениями располагается вдоль сосудов, питающих двенадцатиперстную кишку, и находится в тесном контакте с лопастями правой доли печени и дополнительной долей селезенки. Поэтому нередко печень осетровых рыб называют hepatopancreas. Однако (особенно у крупных осетров) можно различить отдельные лопасти поджелудочной железы. Они располагаются на месте перехода пилорического отдела желудка в двенадцатиперстную кишку и тянутся двумя продольными лопастями: одна лежит вдоль наружной стенки вместе с подкишечной веной (v. intestinalis), другая — по внутреннему краю вдоль кишечной артерии (a. mesenterica). Обе лопасти подходят к центральной доле печени.

Спиральная кишка (colon) — задний отдел средней кишки, нисходящий отдел кишечника — является непосредственным продолжением вниз двенадцатиперстной кишки. Этот отдел кишечника имеет толстые мускулистые стенки и даже с наружной стороны его видны внутрилежащие складки спирального клапана. Спиральный клапан образуется скрученностью кишечной трубки и созданием внутри нее закрученной высокой складки слизистой оболочки, свисающей в полость, что можно видеть на поперечном разрезе, Всего имеется 7-8 таких витков. На вскрытой кишечной трубке создается впечатление, что она разделена на 7-8 отдельных камер, сообщающихся друг с другом. Помимо спирального клапана, на внутренних стенках средней кишки находятся мелкие складки слизистой оболочки, которые в конце переходят в гладкие стенки задней кишки.

Задняя кишка (rectum) — прямой задний отдел кишечника — оканчивается анальным отверстием. У осетровых рыб нет слепых отростков на границе средней и задней кишки, свойственных другим позвоночным.

Анальное отверстие (anus) — переднее из четырех отверстий анальной зоны, расположенное непосредственно позади пояса брюшных плавников.

Брыжейки. Кишечный тракт в брюшной полости и окружающие его органы соединены со стенками тела и друг с другом мезентериями. Пищевод до места отхождения плавательного пузыря соединен с позвоночником дорзальным мезентерием. Кардиальный и пилорический отделы желудка спаяны брыжейками с долями печени. Селезенка прикреплена брыжейками к кардиальному отделу желудка и далее к двенадцатиперстной кишке. От добавочной доли селезенки и двенадцатиперстной кишки идут мезентериальные спайки к печени, вдоль которых располагаются дольки поджелудочной железы. Спиральная кишка и прямая кишка имеют дорзальный мезентерий, связывающий их сначала с плавательным пузырем, а позади него — с позвоночником. Наконец, гонады и выводные каналы мочеполовой системы своими брыжейками (mesovarium. mesotestis) прикреплены к дорзальной стенке полости тела.

Общая топография внутренних органов стерляди

Мочеполовая система. Строение мочеполовой системы осетровых рыб занимает промежуточное положение между хрящевыми и лучеперыми рыбами. Для всех осетровых рыб характерно наружное оплодотворение и откладка большого количества икры, а также отсутствие клоаки. Оба эти признака связывают осетровых с костистыми и другими лучеперыми рыбами. С другой стороны, у них имеются яйцеводы, открывающиеся воронками в полость тела, что объединяет осетровых с хрящевыми, двоякодышащими рыбами и наземными позвоночными.

Яичники (ovarium) — громадные парные гонады самки — занимают боковые части полости тела почти от самого перикардия до заднего конца целома. Они прикреплены к дорзальной стенке тела брыжейками на всем протяжении справа и слеза от плавательного пузыря. Яичник имеет зернистое строение, он состоит из яйцеклеток одинаковой величины и одинаковой степени развития, так как икрометание происходит одновременно.

Яйцеводы (oviductus) — особые мезонефрические выводные каналы — лежат на наружной стороне гонад в виде широких трубок, открывающихся как у самок, так и у самцов в полость тела широкими воронками на уровне нижней половины гонады. Они соответствуют яйцеводам — мюллеровым каналам — хрящевых и двоякодышащих рыб, но имеют особое происхождение от первичного почечного выводного канала, к которому присоединяется мезонефрическая воронка. Правый и левый яйцеводы на заднем конце сливаются друг с другом и открываются общим отверстием позади анального отверстия.

Семенники (testis) — парные половые железы самцов — занимают, как и яичники, боковые отделы полости тела. Они имеют дольчатое строение и сверху, при рассмотрении вскрытой рыбы, прикрыты большими скоплениями жировых тел. Как и у самок, на наружной стороне железы располагаются воронки яйцеводов, соединяющиеся с широким тонкостенным половым протоком с правой и левой сторон. Внизу парные половые протоки сливаются вместе и открываются половым отверстием, лежащим непосредственно позади анального отверстия.

Мочеточниками (ureter) и семяпроводами (vas deferens) служат первичные почечные протоки. Они начинаются у переднего края почки с наружной стороны отдельными почечными канальцами и образуют общий проток, к которому на уровне заднего конца плавательного пузыря присоединяется воронка яйцевода, образованная у осетровых рыб не мюллеровыми каналами, а мезонефрическим каналом. Через эту воронку и выводной канал выводится наружу жидкость.

При вскрытии общего мочеполового канала видно, как в нем открываются отверстия многочисленных нефридиальных мочевых канальцев.

Семявыносящие канальцы (vas efferens). От семенника, лежащего кнаружи от полового протока, в брыжейках, на которых подвешен семенник, при наблюдении под бинокулярной лупой видны тоненькие, прозрачные выносящие нефридиальные трубочки, идущие вглубь, в почку. Они служат семявыносящими канальцами. Впереди воронки по направлению к верхней доле семенника можно видеть целый букет прозрачных семевыносящих канальцев. Они приносят семя из семенника и общим пучком впадают на уровне воронки в общий семяпровод. Почечные нефридиальные канальцы тонкими трубочками пронизывают почку и впадают в общий проток выводного канала.

Почки располагаются в заднем отделе туловища на дорзальной стенке брюшной полости тела и прикрыты выстилкой брюшины. Для того чтобы их отпрепарировать, необходимо удалить яичники или семенники, подрезав спереди назад брыжейку, прикрепляющую их к стенкам тела. Затем промывают струей воды полость тела и постепенно отчленяют яйцеводы и перитонеальную выстилку полости тела. Отпрепарируют также плавательный пузырь и отодвигают его в сторону. Далее вскрывают ножницами задний отдел брюшной полости рядом с анальным и половым отверстиями и отпрепарируют задние отделы целома, отодвигая в стороны мускулатуру стенок тела.

Почки имеют форму парных лентовидных железистых органов, слившихся друг с другом позади плавательного пузыря по средней линии тела. Они пронизаны кровеносными сосудами, образующими систему почек. Дойдя до заднего конца плавательного пузыря, точки раздваиваются и простираются вперед, оплетаемые разветвлениями задних кардиальных вен, лежащих внутри от почек. Передний конец лентовидных почек доходит до уровня петли желудка на месте перехода кардиального отдела в пилорический.

Среди наших пресноводных рыб самой удивительной и по внешнему облику, и по особенностям жизненного цикла оказывается речной угорь — рыба, широко распространенная в реках Западной Европы, но в пределах СССР живущая только в реках бассейна Балтийского моря (как большая редкость угри встречаются ив реках, впадающих в Черное море).

Внешний вид угря и особенности его передвижения. По первому впечатлению угорь более похож на змею, чем на рыбу. У него сильно вытянутое цилиндрическое тело, достигающее у самок 1-1,5 м (самцы мельче), причем вся задняя половина этого змеевидного тела приходится на хвост, совершенно незаметно сливающийся с туловищем и только к концу сплющенный с боков. Грудные плавники у угря небольшие, брюшных нет, а все непарные плавники слиты вместе и образуют одну сплошную оторочку, которая начинается на спине, огибает хвост и продолжается на брюшной стороне до анального отверстия.

Плавают угри довольно бойко, змеевидно изгибая тело и охотясь за различной мелкой живностью, а при случае поедая рыбью икру.

Речной угорь (Anguilla anguilla)

Нерестилища угря и миграции его личинок. Своеобразны особенности размножения и развития угрей. Уже с давних времен рыбаки, а за ними и ученые обратили внимание, что в реках, где живут угри, не приходится встречать ни икры, отложенной угрями, ни молоди мельче 20-25 см. На уровне своей эпохи Аристотель полагал, что угри развиваются из дождевых червей, в свою очередь появляющихся путем самозарождения.

Мнение о самозарождении угрей из ила еще в прошлом столетии слышал от нарвских рыбаков русский ихтиолог и охотовед Л. П. Сабанеев.

Высказывались предположения по живорождению у угрей, хотя никто не видел среди них беременных самок.

И только на рубеже XIX и XX веков загадка размножения угря была разрешена, причем лишь в 1922 году удалось определить географическое положение места, где происходит его нерест. Оказалось, что готовые к размножению угри, прожившие в реках около десятка лет, уходят в Атлантический океан и назад уже не возвращаются. В океане они совершают дальний путь до Саргассова моря и там на больших глубинах мечут икру. Вышедшие из икринок личинки около трех лет живут в открытом океане и пассивно, увлекаемые Гольфстримом, дрейфуют к берегам Европы. Близ устьев рек, очевидно под влиянием меньшей солености воды, личинки превращаются в маленьких угрят и уже в таком виде входят в речные русла.

Литература: Яхонтов А. А. Зоология для учителя: Хордовые/Под ред. А. В. Михеева. — 2-е изд. — М.: Просвещение, 1985. — 448 с., ил.