Щука — ярко выраженный хищник. Неисправимый каннибал. Икромет — в холодных вешних водах. Щука очень плодовита и скороспела. Активна круглый год, но более всего при 18-20 градусах. Великолепный охотник. Периоды жора чередуются с полусонной вялостью. Излюбленный объект спиннингиста и особенно рыбака-подледника. Метровый полупудовый трофей их пока не удивляет.

Как только прошумит по Амуру и его притокам апрельский ледоход и вынесет из проток да заливов лед и «съест» его весеннее солнце в озерах, а еще студеные полые воды станут заливать низкие поймы и жухлую траву на них, день ото дня повышая уровень, устремится в травяное мелководье щука на свой весенний нерестовый карнавал. Сначала туда явятся травянки — едва начавшие входить в зрелый возраст зеленовато-полосатые особи. Но день ото дня щука будет все больше, все крупнее, и вот уже соберутся они в пронизанной солнцем воде над травою да между кочек в неожиданно большом числе и выстроятся почти рядом, хотя и на определенном расстоянии. И будут стоять группками: крупная и толстая «дама», а около нее свита из трех-четырех, а то пяти-шести мелковатых вроде бы для нее прогонистых несолидно суетливых «кавалеров». Мир и покой их никак не берут, в избытке чувств они то и дело всплескивают, оголяют спины, трутся о что попало.

В эту преднерестовую пору, когда вода набрала еще так мало тепла, будут щуки несколько дней добирать под живительным солнцем силу для икромета, у всех рыб требующего много энергии. Осторожно плывя на лодке или тихо шагая по притопленному кочкарнику, совсем нетрудно высмотреть в стеклянно-прозрачной воде стройные торпедовидные зеленовато-серо-желтые, в мраморных разводьях и темных пятнах сильные щучьи тела с крупной глазастой головой, спереди удлиненной и сплющенной на манер утиного клюва, с широким разрезом большой очень зубастой пасти, мощным хвостом и стреловидно напряженными плавниками. Рыбы застыли, как самолеты у взлетной полосы в немедленной боевой готовности, как танцоры перед плясками в ожидании первых аккордов музыки.

А вскоре начнется диво дивное. Мелководье закипит от возбужденных рыб, по его зеркальной, высвеченной солнцем глади пойдут круги волн, водовороты и буруны, всплески и мощные удары хвостов. То здесь, то там будут выворачиваться остромордые хищные головы, а то и целиком выпрыгнет какая, бешено извиваясь всем телом. Завздрагивают верхушки прошлогодних трав, закачаются лозинки, зашевелится мокрая осоковая шевелюра притопленных кочек… Щуки в эту пору не просто возбуждены — они спешат. Им во что бы то ни стало надо дружно отнереститься в 6-8 дней, потому что очень изменчив весенний уровень в приамурских реках.

Если не шевелиться на нерестовом мелководье, можно с замиранием духа наблюдать, как то медленно и величественно, то в возбужденной спешке проплывают чуть ли не у ваших сапог своеобразные гаремчики наоборот: большая и степенная, как пава, с раздутым брюхом она и возбужденные, почтительно отставшие на полкорпуса в тесном свадебном кортеже — они. Жмутся к ней, трутся и с боков, и сверху, утратив осторожность.

Но чувствуется, что эти суетливые кавалеры пребывают в странном напряжении иного рода — в готовности в любое мгновение сигануть от своей возлюбленной прочь, судьбу не испытывая. И неспроста такое: самка в нерест долго постится, созревающая икра забирает много энергии, и потому рыба сильно слабеет, а «закончив наконец все нелегкие заботы о будущем своего щучьего «народа», совсем не прочь заглотить одного-другого ставшего ей ненужным брачного партнера. А они эти ее странности хорошо знают и постоянно помнят, и чуть что — брызгами в разные стороны. Вероятно, потому-то на щучьем нерестилище всегда много плеска.

Щука не упустит какой-либо возможности схватить не только рыбу, но и оказавшуюся в воде мышь, крысу, бурундука или белку. Змею, жука, червяка… За птичкой у поверхности воды способна и выпрыгнуть. Да и кому не известно, что это ярый, стопроцентный хищник! Зеленый щуренок всего-то со спичку-другую, а уже страшен. Как маленький крокодильчик: голова с большущими злыми глазами и прямо-таки громадной для тельца зубастой пастью, и одна всепожирающая страсть кого-нибудь проглотить. Он уже самым что ни есть активным образом, со щучьим разбоем питается всякими рыбками «детсадовского» и «школьного» возраста. В первую очередь, мальками милых сердцу рыболова карася и сазана, но не только ими. А при случае этот пока еще маленький живоглот не упустит возможности съесть и отставшего в росте собрата.

Да что говорить о повадках щуренка! Даже малечек, не дотянувший до дюйма, уже успешно охотится за личинками карповых рыб, причем крошечная утроба его поистине ненасытна. Посадите несколько щурят в пустой аквариум — и увидите, как будут они подстерегать друг друга.

Мало найдется на земле более зубастых водяных хищников, чем щука. Острых зубов в ее пасти несколько сот! Они на челюстях, на языке, на сошнике… Даже на жаберных дугах! Попробуй-ка взять ее, живую, за жабры: трепыхнется — и руки в крови… Удобнее всего ее усмирить, запустив большой и указательный пальцы в просторные глазницы, — вмиг покорно замирает, даже если ее только что вынули из воды.

Щука (Esox lucius)

Щука — каннибал с рождения, и каннибал неисправимый. Найти в щучьем брюхе щуку-другую поменьше ничего не стоит. Однажды я бросил пару полуметровых хищниц в просторную естественную яму на речной косе, в которой осталось немного мелкой рыбешки. Ее они через день сожрали, а на другой я увидел «подруг» при издыхании: вцепившись друг дружке за челюсти — пасть в пасть, — они дрались насмерть, видимо, уже несколько часов. Даже когда я вынул их на лесок, они не расцепились. Иной раз щука схватит слишком крупную для пясти рыбу и заглатывает, вываливая глаза из орбит, заглатывает. Случается — пока сама не удушится! А если и уцелеет, то «страдает» с торчащим изо, рта хвостом несколько дней, пока не продавится голова жертвы в кишечник.

Вдоволь отъевшись и плотно набив утробу, щука несколько дней, а то и неделю пребывает в полной отрешенности от окружающего мира, не реагируя даже на проплывающую рядом добычу. А потом снова у нее начинается жор. Кроме того, рыба меняет активность в связи с погодой, гидрологическими явлениями, фенологическими факторами и собственными интересами. Например, хорошо выражен жор у щуки перед нерестом и после него. В летнюю жару она малоактивна, но резко активизируется с осенним похолоданием. Когда начнет образовываться лед, этой рыбе опять до всего трын-трава, зато ее обжорство по перволедью удивительно,

Аркадий Фидлер в интересной книге «Канада, пахнущая смолой» рассказал об озерах, в которых живут одна лишь щуки, причем живут в громадном количестве, от только что народившихся щурят до исполинов, и нет там каких-либо иных рыб. Казалось бы, это невозможно: есть-то этим хищникам кого? А оказывается, в тех озерах щуки питались… щуками. Лишь самые маленькие щучки — длиной с палец — жили и росли на водяных блохах, которых в воде было полно, да те, что немного побольше, кроме совсем малых щучек, пробавлялись рачками. Взрослые же знали одно: ловить и проглатывать «братьев своих меньших» и, вполне возможно, — своих же детей… Выходит так, что ранней весной метали они икру и давали начало тысячам тысяч щучьих жизней для того, чтобы вскоре их пожирать.

Вероятно, такое становится возможным не только вследствие особых щучьих нравов, но еще и потому, что рыба эта очень плодовита и скороспела. Самка откладывает от 30 до 150, в среднем 50 тысяч икринок — все зависит от ее возраста и размеров. Икра довольно крупная, отход у нее небольшой, жизнь в ней развивается быстро и уверенно. Прошел всего десяток дней, а из икринки уже выклюнулся эмбриончик с желточным мешочком, а еще через неделю в личинке будущего ярого хищника уже полтора сантиметра, и он начинает свободную разбойную жизнь. Начинает, чтобы отныне охотиться всю жизнь — во все сезоны года, с рассвета до заката.

Одно нашей щуке плохо: весенняя вода в Амуре и его притоках часто быстро спадает, едва успев выйти на пойму, и тогда выметанная икра обсыхает и гибнет. Но достаточно двух-трех многоводных весен — и будет этой рыбы полно. И не только потому, что велика ее плодовитость, — растет-то она как на дрожжах: к концу первого года в ней уже 30 сантиметров, к третьему-четвертому — до полуметра, даже больше, и веса в ней до килограмма, а то и «с хвостиком». Самцы становятся «совершеннолетними» на 3-4 году, еще через год созревают и самки. Созревают чуть ли не быстрее даже карася.

Интересный факт: при заполнении ложа водохранилищ только что построенных гидроэлектростанций неудержимо растет численность щуки. Конечно, вместе с другими видами рыб, размножающимися на траве. Мне пришлось побывать на достраивающейся Зейской ГЭС, водохранилище которой заполнялось всего лишь четвертый год. И поразился я невероятному обилию там щуки. А все потому, что медленное и неуклонное подтопление разреженных лесов, марей, лугов на горных склонах создало ей идеальные условия для нереста и почти безотходного развития икры. После же заполнения щуки становится во много раз меньше, потому что берега вокруг обмелевшего искусственного моря со временем лишаются растительности.

Используя высокую плодовитость и скороспелость щуки, во многих странах ее интенсивно и эффективно разводят в прудах. Во Франции, например, ею занята половина всей рыбоводной площади — 50 тысяч гектаров!

Растет амурская щука всю жизнь и может достигнуть больших размеров. Метровая хищница в 8-10 килограммов нашего рыбака и теперь не удивит. Доводилось же мне ловить и видеть (правда, не часто и давненько) пудовых щук длиною 115-120 сантиметров, но были то глубокие старики.

Думаю, есть смысл еще раз подчеркнуть: строгой пропорциональности в соотношении возраста и размеров рыб, в том числе и щуки, нет. Это убедительно показала Э. И. Горбач, не так давно промерив несколько тысяч штук. Индивидуальные значения веса у линейно одноразмерных рыб сильно разбросаны, одновозрастные имеют разные размеры. В доказательство Элеонора Ивановна приводит примеры: при длине 57-60 сантиметров щука может весить от одного до трех килограммов; 78-81-сан-тиметровые — от 2,5 до шести. Сеголетка в благоприятное лето может к осени вытянуться до 30-38 сантиметров, хотя в среднем даже годовик имеет 21-23 сантиметра. Среди достоверно трехгодовалых оказались измеренными 47-60-сантиметровые, с весом от 600 граммов до 2,5 килограмма. Еще больше разброс у восьмилетних щук: длина от 57 до 102 сантиметров, а вес — 1,7-9 килограммов… Даже как-то и не верится.

Голландские ученые из Лейденского университета изучили мотивы, по которым самцы макропода непрерывно вступают в схватки. Для этого они расселили самцов поодиночке и стали показывать им модели «врага». Вариантов, как правило, было только два: напасть или удрать.

Перед нападением макропод обычно демонстрирует, одни и те же позы, которые подробно изучил В. Р. Протасов. Рыбка растопыривает жабры, раскрывает плавники, затем медленно движется к «недругу», будь то модель или сосед по аквариуму. Поравнявшись с неприятелем, макропод встает телом параллельно ему, делает в его сторону рывки и, наконец, прямо атакует. Ученый заметил также, что эти повадки макропода обычно сопровождаются угрожающими звуками, говорящими сами за себя, а также слабыми электрическими разрядами в воде, назначение которых пока неясно.

Прекращает атаку самца обычно такое поведение объекта его нападения, которое выражается либо принятием «позы побежденного», подобно той, что принимает зрелая самка, либо незамедлительным бегством.

Пищевое поведение макропода также выглядит весьма сложным, если смотреть на него глазами ученых, и интересным — с точки зрения аквариумиста.

В естественных условиях макроподы предпочитают личинок различных комаров. При этом органы вкуса у рыб развиты слабо: макропод обычно «верит своим глазам», т. е. выделяет пищу из окружающего фона по ее внешним, зрительно различаемым признакам. Что это за признаки? В. Р. Протасов перебрал все мыслимые варианты признаков по их цвету, форме, размерам и подвижности, имитируя их на моделях. Оказалось, что макропод охотно хватает и пытается глотать мелкие красные и червеобразные предметы. Они, очевидно, напоминают ему красного мотыля — личинок комара. Внешнего сходства оказалось достаточно, чтобы вызвать четкую пищедобывательную реакцию.

Но вернемся к условиям естественного обитания макропода. В Индии местный его вид, как и уже знакомые нам его аквариумные сородичи, обитает на рисовых полях. Ученые из университета штата Керала в Тривандраме изучили биологию размножения макропода. Оказалось, что в течение года существует два пика размножения, совпадающие с периодом муссонов и массовым появлением личинок комаров. Проведя дополнительные опыты в аквариумах, где макроподов в течение 8 месяцев содержали и кормили личинками разных видов комаров, индийские ученые пришли к следующему выводу. По их данным, макропод может послужить прекрасным истребителем личинок малярийного комара — главного распространителя тропической малярии среди людей. Если это так, то изучение пищевого поведения макропода обретет в наших глазах и несомненный практический смысл. Поэтому вернемся в научную лабораторию ИЭМЭЖ и посмотрим, в каких опытах и как может проявляться пищедобывательное поведение макропода. Хотя макроподу для возбуждения пищевого поведения достаточно одного вида корма, его сородичи, не видя пищи, но лишь услышав звуки, которыми сопровождается ее поедание, тут же приходят в возбуждение и начинают тоже искать «свою долю».

Не только звуки, которые сопутствуют поеданию корма, но и самый вид кормящейся особи приводит других рыб в неистовство. Причем совсем не обязательно видеть, как и что она ест. Достаточно увидеть характерную позу питания, чтобы остальные «догадались». Вот эта поза: тело изогнуто в боковой плоскости и наклонено кверху или книзу, плавники слегка сжаты. Такая поза, будучи воспроизведена даже на модели или дохлой рыбке, неизменно служит другим рыбкам пищевым сигналом. Практически в этих случаях речь идет о передаче информации между особями о наличии пищи.

Этот канал передачи информации подробно исследовал в своих опытах А. А. Дарков. Он поместил макроподов в соседние аквариумы. Рыбам в первом показывали пищу — мотыля или похожую на пищу приманку (свинцовый шарик красного цвета), но так, чтобы во втором аквариуме ее не было видно. И каждый раз пищевое возбуждение — в виде принятия характерных поз — легко передавалось из аквариума в аквариум.

Макропод у гнезда (Macropodus opercularis)

Биологический смысл такой игры в «актеры-зрители» очевиден: достаточно одной рыбке обнаружить корм, как об этом тут же становится «известно» остальным. Они, в свою очередь, получив сигнал «есть пища», тут же начинают ее искать для себя и, как это обычно бывает в природных условиях, почти наверняка находят где-то рядом.

Макроподу приходилось бывать участником и более сложных поведенческих опытов, где он в полной мере мог продемонстрировать свои способности ориентироваться в сложных и необычных, неожиданных для него условиях среды.

Как сообщает в своей книге «Поведение животных» (М., 1972) Р. Шовен, еще в 1937 г. одним из ученых была доказана способность этой рыбки обучаться методом проб и ошибок. Так, например, удалось научить макропода проплывать через одно конкретное — из восьми одинаковых — отверстие в стенке и только при появлении условного сигнала — белого треугольника.

В 1961 г. макропод в одном из опытов попал в Т-образный лабиринт. Проводивший опыты исследователь научил рыбку плыть в затемненное плечо лабиринта, где ее ждала награда в виде корма. Когда через некоторое время начали подавать корм в освещенное плечо лабиринта, макропод быстро оценил ситуацию и вскоре заплывал преимущественно туда. Переучивание рыбы состоялось. Ив более сложных лабиринтах, где обычно изучают «интеллект» высших позвоночных, включая млекопитающих, макроподы тоже неплохо ориентировались.

Один из таких лабиринтов предложили «исследовать» макроподу венгерские ученые Ш. Шекели, И. Хаваш и В. Цани. Лабиринт «шахматная доска» представлял собой квадратный аквариум, разделенный на 25 одинаковых клеток (5X5). Стенки между клетками были непрозрачные, но в них имелись небольшие отверстия, через которые рыбка могла легко переходить из одной клетки в другую. Попав в лабиринт, она начинала блуждать по его клеткам-комнатам довольно бесцельно на первый взгляд. Но когда ученые, анализируя движения рыбы по записям в протоколе, применили аппарат математической статистики, они обнаружили в ее поведении много совсем не случайного. Например, рыбы заходят в клетки по внешнему контуру аквариума чаще, причем за счет уменьшения числа своих заходов во внутренние комнаты. Макроподы, очевидно, запоминают места, где уже побывали, и на основе этого активно предпочитают одни и избегают другие клетки в лабиринте, строя свою непростую стратегию поискового поведения. Отметим, что наиболее вероятной целью такого поведения служит поиск выхода из лабиринта на волю.

Такое оборонительное по своему смыслу поведение часто вообще характерно для рыб, впервые попадающих в новую, не знакомую им обстановку. Любой новый аквариум становится для них лабиринтом. И если в настоящем лабиринте, где все участки одинаковы, рыбе ничего не остается, как искать из него выход, то в обычном аквариуме хватает мест, где можно спрятаться и оглядеться. Макропод, как правило, так и поступает. К этому есть следующие прямые доказательства.

В опытах сотрудников ИЭМЭЖ, о которых мы уже говорили в разделе, посвященном данио-рерио, квадратный бассейн был условно разделен на четыре одинаковые клетки. В одну из клеток поочередно помещали смесь гравия с битой черепицей, в другом случае — живые водоросли — макрофиты, в третьем — зеленые вертикальные пластмассовые тяжи, имитирующие растения. Во всех вариантах «убежище» занимало по площади одну клетку из четырех: если бы рыбам было «все равно», они одинаково часто посещали бы все четыре клетки. Однако макроподы явно предпочитали скрываться в любое «убежище» — там всегда «отсиживалось» до 60% их общего числа.

Можно быть уверенным, что в последующих исследованиях перед нами раскроется еще много неожиданных черт поведения аквариумного макропода.

Литература: Онегов А. Школа юннатов. Живой уголок/Худож. В. Радаев, В. Храмов. — М.: Дет. лит., 1990. — 271 с.: ил.

Таких громадин в Амуре нет, и все по той же причине: очень уж суровы здесь условия обитания для ,рыб южного происхождения. Да, на северном пределе ареала теплолюбивой рыбе живется далеко не вольготно. Об этом можно судить по ее росту. М. Л. Крыхтин, исследовав несколько тысяч амурских толстолобов, установил средние темпы этого роста: в годовичках 7,5 сантиметра, в двухлетках — 25,6; трехлетки вырастают до 34,9 сантиметра и весят 710 граммов (всего-то).

В следующем году они на дециметр длиннее и на килограмм тяжелее, еще через год переваливают полуметровую меру, приблизившись к трехкилограммовому весу. 6-летние, набрав 6 дециметров в длину, а веса — три триста, становятся причастными к семейным делам и отныне растут еще медленнее. В 10-летних — 66-68 сантиметров и 5-6 килограммов. Сказан, не столь требовательный к теплу, в этом возрасте посолиднее.

Плодовитость толстолобика высока: в среднем самка мечет около 400 тысяч икринок. Они пелагические, выпускаются в толщу вод на волю течения и развиваются в период сплава. Нерестилища там же) где и у амура, обычно располагаются над косами с песчаным или каменистым дном, чаще всего близ слияния рек и проток. Будучи рыбой теплолюбивой — севернее Амура ее нигде нет, — толстолобик мечет икру при прогреве воды до 20-24 градусов и непременно на подъеме уровня, особенно после обильных дождей, когда в мутной воде много всякой взвеси, в том числе и съедобной органической, и она непрозрачна: взрослые рыбы как бы заботятся о безопасности своего потомства.

Оплодотворенные прозрачные икринки подхватываются течением, и в текучих толщах вод в них совершаются чудеса: бурно растет эмбриончик, всего через 2-3 суток он вылупляется 6-миллиметровой, тоже прозрачной, крошкой, а недельном возрасте эта крошка уже в стадии личинки, имеет жабры, рот, умеет плавать и вскоре прибивается к берегу, в затишные, теплые, кормом более богатые воды, чтобы начать есть, есть и есть, расти, расти и расти… К осени серебристый головастый малек уже подобен взрослым. Только размером всего лишь с лезвие перочинного ножичка.

А взрослые, исполнив долг перед потомством, стаями уплывают в большие спокойные заливы, протоки и затопленные озера для нагула. Едят свой фитопланктон подолгу и помногу, а потому растут да сильно жиреют: к осени в крупных особях жира до 20-28 процентов общего веса. Он и на внутренностях, и в мясе. Так предусмотрено генетической программой: долгую амурскую зиму в состоянии полу оцепе нения без солидных запасов жира не пережить.

В Китае толстолобика разводят давно: личинок отлавливают специальными сетями в крупных речках в нерестовую пору, затем их развозят для выращивания в специальные пруды и естественные изолированные водоемы. У нас же об этой рыбе, многочисленной в Амуре, вспомнили, когда стали зарастать сине-зелеными и другими микроскопическими водорослями в европейской части СССР обширные водохранилища ГЭС, пруды-охладители при атомных и тепловых электростанциях. Вода в них превращалась почти в кашицу, в которой погибала вся рыба, зато бешено плодились комары. Водоросли забивали водозаборникй, блокировали нижние бьефы. Даже мощным теплоходам было трудно пробиваться по этой «кашице»… Сине-зеленые водоросли стали примерно таким же бедствием, как «водяная чума» элодея, непреднамеренно завезенная в прошлом веке в Европу из Канады.

И вот эти обреченные было водоемы, имеющие большое народнохозяйственное значение, спасли… белые толстолобики. Уничтожая фитопланктон, они быстро на нем росли… За сутки съедали столько, сколько сами весили!

Вот только по части размножения вышла закавыка: от природы толстолобикам положено метать икру на течении, которого ни в водохранилищах, ни в прудах… Но разрешили и ее ихтиологи тем же методом и так же успешно, что и в случае с белым амуром.

И, как амура, толстолоба стали усиленно и очень эффективно разводить в прудах, расселять по рекам и озерам европейской части нашей страны, в среднеазиатских республиках… А все потому, что, во-первых, типично растительноядных рыб вообще мало, а во-вторых — амурчане оказались рыбами живучими, неприхотливыми, с поистине огромными потенциальными способностями роста и размножения.

Белый толстолобик (Hypophthalmichthys molitrix)

Представьте: в 70-х годах в прудах нашей страны выращивали 32 миллиарда личинок толстолобика, а программой «Амур» запланировано увеличить этот показатель до 40 миллиардов. Уже в близком будущем можно будет получать миллион тонн амурской рыбы в год, и большая часть ее придется на белого толстолобика.

А вот «промысловые возможности» этого вида в Амуре невелики. В 30-40-х годах рыбаки брали здесь по 10-15 тысяч центнеров толстолобика, но к началу 50-х годов из-за перепромысла и затяжного маловодья уловы сократились в 10 раз. Потом начался многоводный период, в практику стремительно ворвались высокоуловистые капроновые сети и невода, моторные лодки и катера. Добыча толстолобика стала расти, но 6,5 тысячи центнеров (1962 год) она так и не превысила и пошла по нисходящей линии, В начале 80-х годов уловы измерялись всего лишь десятками центнеров.

Однако нельзя это считать следствием лишь оскудения запасов толстолобика. Низкие промысловые уловы были обусловлены и тем, что действовал запрет на добычу рыбы в нерестовое весенне-летнее время, да еще увеличили минимальную промысловую меру с 30-45 до 60 сантиметров.

В последние годы косяков толпыги становится все больше и больше, и плотнее они. Заметом невода стали брать до 20 центнеров толпыги. Вот если бы еще вода стала чище да браконьерство поуменьшилось…

Как и у белого амура, у белого толстолобикиа есть собрат — пестрый толстолобик (Aristichthys nobilis). Ихтиологи и рыбаки любовно зовут его пестряком. Внешне от «блондина» он отличается мало: немного больше голова, грудные плавники подлиннее да цвет чешуи порябее. Питается главным образом зоопланктоном, хотя не игнорирует и фитопланктон. Разумеется, кишечник у него покороче, но растет «пестряк» быстрее своего собрата. Кстати, биологически эти два вида столь близки, что легко скрещиваются.

В списках рыб советской части бассейна Амура пестрый толстолобик появился лишь в конце 50-х годов. Он более теплолюбив, чем толстолобик туводный, и у нас ему был «не климат». А в Китае его разводят наравне с амурами и белым толстолобом давно, и всех их там столь же давно прозвали домашними рыбами.

Попал «пестряк» к нам благодаря высоким паводкам на Сунгари в 1955-1963 годах. Вероятно, затопило рыборазводные пруды где-то в районе Харбина, и молодь оказалась в реке, потом ее вынесло в Амур.

В 60-х годах пестрого толстолобика единично отлавливали в районе устья Сунгари и немного ниже его. А в 1970 году поймали уже 9-летнюю самку, весом 12,4. килограмма в 75 километрах ниже Хабаровска, молоди 3-4 лет год от года становилось больше… М, Л. Крыхтин уже успел обработать так много пришельцев на Сунгари, что составил подробную таблицу роста этой рыбы в условиях глазного русла Амура.

Оказалось, что пестрый толстолобик более, скороспел, чем белый: на пятом году жизни в нем 42 сантиметра и 1,5 килограмма, к своему 10-летию удлиняется в два с лишним раза — до 88 сантиметров, а утяжеляется полти в восемь раз — до 11,2 килограмма.

«Прекрасная рыба, — говорит М. Л. Крыхтин. — Мало того, что вырастает до крупных размеров, — зоопланктофагов в Амуре почти нет, один лишь черный лещ. И заняла она в нем свободную экологическую нишу, никому не мешая… Вот если бы для ускорения ее акклиматизации вселить одно-двухлетней молоди тысяч этак двести…»

Питание пестрого толстолобика зоопланктоном привлекло и рыбоводов, и теперь его акклиматизировали во многих водоемах южной части нашей страны. В Туркмении он созревает на 2-3 года раньше, чем в Амуре 5-летки там весят в три раза больше, чем у нас (5 килограммов!), а у 7-летних оказывается 80-90 сантиметров и от 8 до 14,5 килограмма.

Литература: Сергей Петрович Кучеренко «Рыбы у себя дома». Хабаровск, 1988

Мы долго смотрели, как кружило и гоняло в улове большие и малые воронки, топляки и плавник, как исчезали в них ветки и палки, не говоря уж о листьях и прочей легкости.

Развели костерок, сушимся. И вдруг видим: рядом с лодкой всплыл полутораметровый таймень, уже утративший свой брачный наряд, а потому просто серебристо-пятнистый, коричнево-спинный. Что хорская «красноперая акула». Нагло рассматривает пришельцев сквозь тонкий чистый слой воды. Интересуется… Двинулся под лодку… С другой стороны высунулся. И вдруг метнулся торпедой к улову, а рыба от него — веером. Всплеск, водоворот, волны — и все стихло. Да-а-а… И радостно, и тревожно стало на душе.

Хорошо, что оказался у нас моток наикрепчайшей жилки и запас блесен. И были отличнейший багорик, и малопулька, и глубокий сачок поперечником почти в метр. Иначе не взяли бы мы с одной точки за вечернюю и утреннюю зори дюжину тайменей. Все они стояли в одной огромной яме. А размерами оказались от 90 сантиметров до 140…

Как просто скупо написать: «взяли за вечернюю и утреннюю зори дюжину тайменей». Ведь зори какие были! Бурные, вольные, переполненные рыбацкими восторгами и радостями! Уж сколько лет прошло, а как будто вчера пережиты. И разве же можно от них отделаться одной лишь скупой фразой! Ну послушайте же меня, разделите мои восторги!

Мой тезка из нанайского рода Ахтанка на лов тайменя был не только гораздо азартнее, но и ловчее меня. Однако с первым он провозился добрых полчаса и разбил вертушками спиннинга пальцы. Блесну бросал с кормы лодки, а потому, вываживая того первого, гремел в ней, оскальзывался, и трудно было вытащить добычу. Пришлось пристрелить из тозовки-мелкашки.

И сошел Сергей на косу. Второго верзилу мы одолели просто: взяли силой, в четыре руки выбирая жилку с таким расчетом, чтобы при очень уж резком натяге и рывках она в наших ладонях проскальзывала. Выволокли его на косу еще в силе, а потом любовались, как расшвыривал он гальку могучими рывками.

А третий нас удивил: даванул молодецки, ударил блесну, заглотил ее, ворохнулся несколько раз на жилке и успокоился. Волочился бревнышком, лишь изредка вздрагивая. И спокойно дался в руки: я запустил обе пятерни за перемычку под горлом между жабрами и отнес его к скале. Легкомысленно нес: осерчай он да ударь хвостом во всю силу — валяться бы мне, а то и бултыхаться.

…Утром дело пошло куда горячее. Я варил уху, когда Ахтанка крикнул: «Зацепил, однако, пропала блесна!» Я обернулся: тот обескураженно и лениво дергал удилищем, раздумывая, что предпринять. Подошел к нему… Давно знаю, что зацеп с живым сопротивлением крупной рыбы спутать трудно, но послушал струну лески — никаких признаков жизни. Потянули вдвоем посильнее, натужились — сдвинулось. Пошло тяжело и медленно. Решили: за топляк блесна зацепилась.

Я подтягивал тот «топляк», а мой напарник наматывал леску на катушку, беспечно попыхивая сигаретой. И вдруг нас за ту леску так сокрушительно рвануло, что обожгло мои мокрые руки и едва удержался я на ногах, а неприторможенная катушка засвистела высоко и надсадно, и никак не мог ее Сергей затормозить, прижимая ладонью.

Но затормозил. И застрекотала она словно рассерженный колонок, которого за хвост извлекают из-под коряги. Туго натянутая жилка тренькает, гудит, со свистом режет и пузырит воду и тяжело вздрагивает, и неостановимо заглатывает ее пучина, и нет возможности остановить катушку, на которой лесы все меньше и меньше…

А как вовсе не останется?

Очень спокойный человек Сергей Ахтанка, а тут его лицо перекосилось, от напряжения раскраснелось, глаза на лоб лезут, рот то широко раскрыт, то плотно стиснут. И просит он помощи, потому что удилище — в дугу, леса — в струну и вся снасть от натуги стонет. А вертушки все колотят по пальцам и ладони, не даются, и вот-вот рассыплется «машинка». Я помогаю, тяну жилку, удерживаю ее, подбадриваю Серегу, которого распирает и восторг, и страдание, который то выстанывает, то яростно вскрикивает: «Ии-ых… Уу-ух!.. Ыыы-ы… Гад… Бык…» И я переживаю. Суечусь. Не знаю, что еще посоветовать и чем помочь. И у меня не только голова, но и, кажись, спина от восторга кружится, и ликующие мурашки по телу бегают. Дух замирает, сердце рвется наружу.

Но что это еще: ни взад, ни вперед. Зацеп? Обмотнулась леска вокруг топляка? О господи, этого нам еще не хватало. Но Сергей опытен и догадывается: «Уперся башкой во что-то. Надо немного слабины дать, чтоб снесло его». Даем. Провисла жилка, а потом медленно поплыла по течению. И снова натяг, и снова редкие, но тяжелые толчки по леске, и снова нет сил управиться с «крокодилом».

И тут случилось непредвиденное: оскользнулся Сергей и упал на спину, больно ударившись затылком о булыгу. Я подхватил удилище, закрепил его в лодке под сиденьем и — к пострадавшему. Но тот сел и неожиданно спокойно говорит: «Ничего… Тяни его, гада».

И я стал бороться с тем «гадом» один на один. Помаленьку умаял его. Пошел тот кверху, показал спину, взгреб воду широким веником хвоста, крутанул водоворот. И замер. Повис невесомо в своей стихии. А я радостно кручу, кручу, трясутся коленки и одеревенели руки. Но туго взвизгивает леска, и доносятся по ней могучие удары, и тяжко скрипит катушка, и душа уносится в разгорающееся поднебесье, под которым лишь я со своим другом, Зева, лодка и таймень на блесне.

…Подвел я его уже к самому берегу. Не менее чем двухметровое толстое чудище. Бархатистая темно-вишвевая спина, башка что у коня, розоватый зев. Зло оглядывает меня, что-то соображает. Не лыком ведь шит. И только выкрикнул я: «Серега! Бей из малопульки ему в темя!» — как взбурлил тот воронку и исчез, и снова затрещала катушка… Когда на ней почти ничего не осталось, я обмотал леску вокруг кисти, перекинул через плечо и уперся: будь что будет.

Таймень обыкновенный (Hucho taimen)

И вдруг почувствовал ужасную, невыразимо потрясающую легкость в невесомо упавшей на гальку жилке. В какой-то надежде лихорадочно хватаю ее, быстро-быстро вытягиваю из воды, мельтеша руками, но идет она пусто и расслабленно… И звякнула по камням блесна с обломанным якорем…

Сначала вырвался из меня страдальческий стон, потом я бросил спиннинг и заломил руки в небо, словно проклиная бога, кулаки стиснул, неизвестно кому угрожая… Но тут же такая усталость нахлынула, такое безразличие ко всему, что сел на камни, лег на живот, горестно обхватил голову руками… Подошел Серега, невозмутимо сказал свое обычное «ничего», потом вдруг запричитал тихо и торопливо: «Медведь к нам плывет, Петрович, медведь! Уже близко!» Но только и мог я равнодушно на это откликнуться: «А пусть себе плывет…»

Это потом, не меньше чем через неделю, воспоминания стали восторженными, и кому только не рассказывал я взахлеб, как громаден был тот таймень и как долго и трудно мы с ним воевали. А тогда ничего не хотелось кроме как напрочь отключиться от этого мира, забыться, уснуть, не испытывая душевных страданий.

Эти страдания не прошли и после того, как вскорости извлекли мы из улова еще нескольких богатырей. Один из них был почти в полтора метра, но не радовал он меня: тот был куда как громаднее. Кто таких видел? Нам с Сергеем Ахтанкой посчастливилось.

Рыба эта — мечта спортсмена. Любителя. Промысловое ее значение невелико. Даже в давние баснословно рыбные времена по всему Амуру вылавливали не больше двух тысяч центнеров тайменя. В начале 40-х годов официально здесь добывалось его до тысячи с хвостиком центнеров, а еще в 3-4 .раза больше уносили по домам промысловики колхозов и бригад гослова и добывали для себя отдельные любители. Все же около пяти тысяч центнеров o- это не так и мало. Примерно полсотни тысяч средних тайменей…

Но уже после войны официальный прилов этой рыбы по Амуру катастрофически упал до… полусотни центнеров. В середине 50-х и в 60-х годах заготовки увеличились до 300-375 центнеров, но и это лишь небольшая часть фактической добычи тайменя.

Старики говорят, что по домам много тайменей уносили. Время то было еще ох какое голодное, а мясо этой рыбы сочное, питательное и очень вкусное… Правда, по мне карась-«лапотник» приятнее. Каждый кулик потому свое болото хвалит, что по-своему на него смотрит.

О технике лова тайменя написано достаточно много. Главное орудие в безледье — хорошо отлаженный спиннинг, наипрочнейшая леска, крупная блесна — предпочтительно вращающаяся, на худой конец — колеблющаяся. В мутную воду лучше желтая, в чистую — белая. Тройники должны быть крепче рельса, и их нужно постоянно затачивать.

Но важнее всего этого — найти тайменье место. О ямах, омутах и заломах мы уже говорили. Стоит еще напомнить, что любит эта «рыбка» выходить на быстрину рядом с глубоким местом, к устьям речек и ключей… Забросил блесну несколько раз — пусто. Иди, значит, дальше искать, и осторожнее иди. Как на хариуса. И тень свою на воду не бросай. Не ломись медведем. Да не ленись встать пораньше: таймень на зорях частенько выдает себя. Иной ночью можно осчастливиться, заменив на спиннинге блесну на «мышь».

…Бывает, и день ходишь впустую, и второй. Но зато когда почувствуешь могучий резкий рывок и засечешь живую глыбу надежно, все забудешь, кроме спиннинга и рыбы, которую одолевать-обарывать да изматывать четверти часа не хватит, а то и в три раза больше провозишься, потому что силен он и вынослив. А когда повезет — за час отведешь душу на квартал.

…Не так давно поднимался я с приятелем в верховья Кура. Долго мы исхлестывали воду, а все без толку. Но от устья Ярапа стало нам фартить — не пересчитать ям, омутов или заломов, которые «отпустили» нам по тайменю или по два.

Каких-нибудь двадцать лет назад мало было рыбаков в летних домах тайменя. По Хору, Бикину, Анюю, Куру, Большой Уссурке, случалось, полтысячи километров одолеешь на подвесном моторе и под шестами вверх да обратно и редко когда встретишь спиннингиста. Теперь все наоборот — те же места от рева моторов стонут, на каждой косе — таборы или неопрятные следы их. И большинство из суетящегося люда — с мечтою о тайменях, на худой конец, о ленках или хариусах.

Осенью таймень неспешно спускается в сторону Амура, немного опережая появление льда. В Амур приплывает к образованию в тихих местах заберегов, обычно в конце октября — начале ноября. Обосновывается на ямах, в уловах и заводях с чистым дном и умеренного напора течением. Чаще поблизости от сливов с кос и перекатов, особенно около устьев ключей и речек.

По перволедью махальщики щуку ловят, сига, ленка… Но нет среди них такого, что не мечтает о таймене. Тысячи рыбаков — и все разные. А каждый думает о крупном речном лососе.

В юности я использовал самую примитивную блесну из свинца или баббита, а еще ловил щук, ленков, сигов и тайменей на донки с тяжелым грузилом, наживленные ротанами или вьюнами. На уде устраивал два-три поводка с крючками разного размера — сиговьими, леночье-щучьими и тайменьими.

Где брал наживку? А в озерах да старицах. Долбишь лунку над самым глубоким местом и черпаешь илистую жижу с ротанами да вьюнами… Смотришь — замерзли, бедные, пока возился с сачком. А опустил их в воду — и ожили! На свободу рвутся!

…Приходилось ловить тайменей и на червя, и на лягушку, и даже на стрекозу… Но достаточно об этом. Тем более что многим из молодого поколения уже не испытать тех эмоций необыкновенной силы, которые достались на нашу долю; все меньше рыбы, все мельче она. Не в рыбаке-любителе главная причина оскудения рыбных богатств, но все же не хочется продолжать разговор о способах лова тайменя. Внукам бы сохранить его…

Литература: Сергей Петрович Кучеренко «Рыбы у себя дома». Хабаровск, 1988
Фото: http://www.eceravoloflyfishing.com.ar/